– А теперь ты чего?.. – недоверчиво осведомилась она, глядя на его труды.

– Так ночь на дворе, дурочка, – пояснил он, добродушно улыбаясь. Видя, что она продолжает стоять, не двигаясь с места, Костя заметил: – Бревна сосновые. Сейчас к свежей смоле прилипнешь и все тряпье свое, которое еще кое-где целое, напрочь располосуешь.

Доброгнева отпрянула от стены и сделала робкий шаг вперед.

– Ты лучше не топчись без толку, – порекомендовал он ей. – Возьми да постели себе. Или думаешь, что я сам тебя укладывать буду? Чай, не маленькая уже.

– А мы отдельно спать будем? – настороженно глядя, уточнила она.

– А ты вместе хотела? Ишь хитренькая какая. И не надейся. Тесновато будет. К тому же ты храпишь, поди.

– Вот еще, – фыркнула она.

– Ну тогда брыкаешься. Дети всегда брыкаются, – философски заметил Костя.

– Да я сплю завсегда тихонечко, как мышка! – возмутилась она. – На какой бок легла, на том и проснусь. И не дите я вовсе. Мне этим летом осьмнадцать годков уже сполнилось.

– И не проси, и не мечтай, – отрезал он сурово. – И хватит об этом. Все равно к себе не пущу.

– Это я-то прошусь?! – ахнула она, чуть не задохнувшись от гнева. – Да я…

– Опять начинаешь, – строго заметил Костя, угрожающе хмуря брови.

– Ой, молчу я, молчу, – осеклась она и принялась проворно застилать свою лавку, но при этом все-таки продолжая что-то бормотать себе под нос.

Константин погасил почти сгоревшие свечи, быстро разделся и лег. Доброгнева, пошуршав еще немного в темноте, тоже наконец улеглась. Полежав пару минут молча, она не выдержала:

– Княже, спишь ли?

– Да разве тут заснешь, – недовольно проворчал Костя.

– А спросить тебя можно остатний раз?

– За спрос куны[8] берут.

– А у меня нет, – ойкнула она растерянно и тут же приглушенно хихикнула. – Да ты все шуткуешь, а я по правде узнать хочу.

– Ну если только в остатний, – предупредил он ее. – Сама сказала. Спрашивай, и спать будем.

– А на кой я тебе понадобилась-то? – робко подала она голос.

«Наверное, не спрашивала бы, если бы не случилось чуда и я не оказался в этой шкуре», – подумал Костя, а вслух ответил:

– Покормить тебя решил. А то гляжу, кожа да кости, аж смотреть тошно.

– То-то ты накинулся сразу, – проворчала она.

– Так я тебя хотел на колени посадить, чтобы покормить. Думал, у самой-то сил, поди, и вовсе нет, даже ложку поднять не сможет.

– А чего ж под подол полез? – не отставала она и лукаво добавила: – Сам же сказывал, что токмо собаки на кости бросаются.

В ответ раздалось глухое княжеское рычание. Получилось вроде бы убедительно. Во всяком случае, Доброгнева, приглушенно пискнув, окончательно затихла и больше вопросов не задавала.

Наутро Константина, как обычно, разбудил Епифан. Первый вопрос, который он задал князю, был:

– А где ведьма-то?

Константин рывком поднялся со своей лежанки и увидел только ворох скомканных шкур на соседней лавке. Его ночной собеседницы и след простыл. На секунду стало чего-то жалко и немного обидно.

«Хоть бы попрощалась», – подумалось ему, но потом он ее понял.

И впрямь, вчера один, а сегодня – совсем другой. А ну как на следующий день вновь на нее полезет? Что тогда?

И пожаловаться некому. Он – князь, а она – внучка ведьмы. Нет ни заступников, ни защитников.

Получается, все правильно она сделала.

Тем более что в один прекрасный день он из этого тела исчезнет, и что тогда с нею будет? Выйдет еще хуже – приручил, прикормил, а потом на тебе.

Поэтому Костя как можно равнодушнее зевнул и лениво пояснил Епифану:

– Да отпустил я ее. Она со мной ночью сполна за все рассчиталась, вот я ее под утро на все четыре стороны и отправил. Ну, чего стоишь как вкопанный? Давай кувшин – мыться буду! Поди, на охоту уже пора?