– Погодите-погодите, – заволновался Орешкин. – Я что-то не пойму про невозвращение. Это как?

– А так, – пожал плечами его собеседник. – Есть вероятность погибнуть.

– Веселенькие дела, – покрутил головой Костя. – И правда, если б такое было на самом деле, то… Интересно, а до меня вы такое кому-нибудь предлагали? Ну-у как теоретический вариант.

– Честно говоря, – невесело усмехнулся Алексей Владимирович, – вы у меня последняя попытка.

– То есть как? – не понял Костя.

Его собеседник замялся, но пояснил:

– Устал. Не буду говорить, какой именно вы по счету, но что последний – точно. Уж очень жесткие условия я предлагаю. Во-первых, никакой оплаты, и более того, даже никакой компенсации возможных будущих потерь участника-добровольца.

– Не понял, – насторожился Костя.

– Очень просто. Предположим, что вы прожили там всю жизнь и возвращаетесь оттуда дряхлым стариком, одноногим и слепым. Так вот, никакой компенсации – ни материальной, ни духовной – за это ждать не следует.

– Даже в случае успеха?

Алексей Владимирович кивнул, продолжая неотрывно вглядываться в лицо своего собеседника.

– Брр, – передернул плечами потенциальный одноногий слепец.

– Как я заметил, вы тоже не жаждете окунуться в реку истории. Действительно, куда проще и безопаснее наблюдать за ее причудливым течением, за стремнинами, водопадами, водоворотами и омутами, сидя на безопасном берегу. Правда, берег этот через два-три десятилетия, как я уже сказал, может обвалиться без шансов на спасение, но когда это еще будет, верно?

Костя угрюмо молчал. А чего скрывать – и впрямь на берегу проще и безопаснее.

Можно было бы соврать. Даже мелькнула на миг мыслишка сказать, что, дескать, ничего подобного, вот я как раз готов хоть куда, даже если надо в Древний Египет или рабовладельческий Рим, но… не поворачивался язык.

Да и бесполезно, ибо он чувствовал, что Алексей Владимирович сразу его раскусит.

– А теперь ответьте, уважаемый Константин Николаевич, имеет ли смысл спасать цивилизацию, представители которой во главу угла ставят в первую очередь свое благополучие, не думая ни о всех остальных людях, ни даже о собственных потомках?

– У меня нет потомков, – смущенно проворчал Костя, но это прозвучало настолько наивно, что он почти сразу пожалел, что ляпнул такое, и, чтобы как-то выйти из щекотливого положения, переспросил: – Значит, больше вы спрашивать никого не станете?

– Есть смысл? – вопросом на вопрос ответил попутчик.

– Ну-у рано или поздно кто-то ведь согласился бы, – неуверенно протянул Орешкин.

– Нет, не буду, – твердо сказал Алексей Владимирович. – Выводы можно делать уже сейчас, так что…

И вновь за его словами ощущалось нечто куда более серьезное, чем простой отказ обычного человека заниматься бесполезным делом.

– Я еще не сказал нет, – напомнил Константин.

– Не сказали, – согласился Алексей Владимирович. – Но подразумевали именно отказ. Или не так? – Уголки его рта дрогнули в легком намеке на презрительную усмешку. – Что ж, если вам так угодно, то я могу спросить и впрямую. Так согласны или?..

И вновь Константина обожгла неприятная мысль, что шутливый тон собеседника лишь антураж, за которым кроется нечто…

Додумывать он поостерегся, ибо никогда не увлекался летающими тарелками и зелеными человечками, сидящими в них, тем более что Алексей Владимирович явно на них не походил.

Вот только то, что он увидел так явственно и четко, как-то не вписывалось ни в теорию, ни в практику, да и вообще никуда…

И исходя из этого отказ его попутчика продолжать свой «теоретический» опрос звучал несколько зловеще.