– А тебе это зачем, старик? – спросил я.
На этот раз молчал уже он. Думал долго, и я уже решил, было, что задал слишком личный вопрос, но внезапно Игнат вздохнул и начал говорить:
– До отца твоего на этих землях все совсем иначе было. Никаких Пяти Княжеств не было, были города, которые постоянно грызлись друг с другом, на торговых путях разбойники шастали, а селяне совсем не так, как сейчас жили. Кирилл был тогда Орловским княжичем, но рати водил уже с четырнадцати. Про него всякое говорили, что он колдовать умеет, знает, когда ему правду говорят, а когда врут, и может даже пророчить, что будет завтра.
Я завороженно слушал в оба уха рассказ о великом князе Кирилле, как когда-то в детстве. Но если раньше это были просто байки, то сейчас со мной говорил очевидец и прямой участник тех самых событий.
– Ерунда все это, конечно, – махнул рукой старик. – Просто умен был и опытен. И ошибок он делал сначала ничуть не меньше, чем любой другой полководец. Но дело не в этом. К двадцати он уже захватил Брянск и Смоленск. Потом расширил свои владения на Восход, присоединил Курск и Орел. Разобрался с ватажниками, дал отпор Литве. А под конец – отбил натиск Железной Орды. А теперь городами правят его наместники, которые, если честно, скорее всего, его и убили. У каждого из них – дети, каждому хочется укрепить свою власть. Пройдет еще несколько лет, и разорвут они Пять Княжеств, усядутся уже полноправными князьками в своих уделах, и пойдет все, как раньше.
Дед снова вздохнул, а я вдруг увидел, как в серых глазах старого воина загорается огонь. И тогда он продолжил:
– Я мог бы тебе сказать, что мы поодиночке не выстоим против внешних врагов. Или, упаси Господь, от нового набега Железной Орды. Справедливости ради, они нас тогда пощупали только, но Кирилл врезал им так, что почти никто назад в степи не возвратился. Правильно поступил. Но ты спросил, для чего это мне нужно, – он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. – Потому что мы за него бились. Мы завоевали все эти земли. Я лично потерял множество своих товарищей, а эти ублюдки теперь собираются все встарь вернуть. А я не хочу, чтобы все, что мы сделали, зря было, понимаешь?
Я перевел взгляд с лица внимательно смотревшего на меня Игната на светец. Лучина почти догорела.
– Понимаю, – сказал старик. – Трудно решиться. Ты выздоравливай, а как поправишься, уже думай. Только я с тобой поживу пока что, ладно? У тебя ребра сломаны, сам ты долго еще по хозяйству ничего делать не сможешь.
– Да, живи конечно, ты чего, – заверил его я. – Да и одному мне… Непривычно будет.
На том и порешили.
На следующий день после этого разговора, я в первый раз поднялся на ноги. Вышел во двор, посидел на лавке под яблоней, подышал свежим воздухом, но пока еще чувствовал себя слишком слабым и не готовым к более продолжительным прогулкам. Поэтому скоро вернулся домой и уснул.
Игнат, однако времени даром не терял. На следующий день он ушел к деревенским полям и вернулся с парой подстреленных зайцев, которые частенько шуровали среди посадок, подъедая все, что удавалось украсть. Тем же вечером он освежевал косых, шкурки растянул сушиться, а туши разделал и сварил из них суп и жаркое. Самому мне дичь разделывать не приходилось, поэтому я с интересом наблюдал за процессом, хотя помогать не рвался.
Заячью печень он меня, правда, заставил съесть в сыром виде, заявив, что это непременно необходимо. От первого куска меня чуть не стошнило, но с зеленым луком и под квас пошло нормально.
А еще я сам взялся за лечение: обрабатывал раны настойкой ноготков, а к местам предполагаемых переломов прикладывал кашицу из запаренных и мелко нарубленных листьев очанки и окопника. И то ли это помогло, то ли то, что то, что старый солдат заставлял меня много и сытно питаться, но отек быстро спал, и раны, нанесенные когтями волкулака, стали стремительно заживать, оставляя после себя уродливо бугрящиеся шрамы.