– Ты не охренел часом, разбойник? – закричал вдруг боярин Лука. – С князем драться?

– Тише, Лука Филиппович, – поднял я руку. – Я тоже деревенский парень по матери. Сойдемся, почему бы и нет. Но, если я побеждаю, то ты к моему войску примкнешь. Согласен?

– А если я, то смогу всем говорить, что я князю морду набил, и ничего мне за это не было, – ответил Леха. – Согласен?

– По рукам, – ответил я, и принялся снимать с себя воинский пояс.

Драться в кабацких драках положено голыми по пояс, это неписаный закон. И никакого оружия при себе быть у борцов не должно. Впрочем, оно и так только мешаться будет, им ведь не воспользуешься. Не по чести это будет, не по правилам.

Разбойники поднялись из-за столов и встали полукругом со стороны здания постоялого двора. Где-то среди них примостился и Тарас Зуша, которому, похоже, стало интересно, что это затевается. Люди боярина Луки встали с противоположной стороны, замкнув круг. Я же положил воинский пояс на один из столов и принялся снимать с себя броню. Разобрался с ремнями пластинчатого доспеха, положил его на лавку, стянул через голову кольчугу, и бросил туда же, оставшись в одном стеганом поддоспешнике.

Тело показалось необычайно легким. Ну да, привык я к такому весу, а никуда не денешься, привыкать придется. Тот, кто раньше в бою устанет, тому и умирать. Поэтому я и меч предпочитаю, что он легче топора или той же булавы, и управляться с ним гораздо легче, пусть он и броню хуже пробивает.

Однако Леха Муравей избавился и от поддоспешника, поэтому я тоже стащил его с себя, расстегнув все пуговицы, и бросил на лавку.

На теле разбойничьего атамана было с полдесятка самых разных шрамов. На мне всего один, тот самый, который я получил от волкулака, чуть не убившего меня. Но при этом я сомневался, что это значило, что я лучший боец. Просто при мне всегда были люди, способные прикрыть спину, да и вообще помочь. К тому же меня берегли, я все-таки князь, пусть и предпочитал всегда сражаться в первом ряду.

Сложная это вещь – кулачная драка. С любой мало-мальски заточенной железякой в руках я чувствовал себя гораздо увереннее. Даже с тем же ножом, мне ведь и им убивать приходилось, причём не один раз. А драться руками и ногами меня пусть и учили, но только во вторую очередь. От этого тоже может зависеть жизнь, но, чтобы оказаться вынужденным драться руками, нужно ведь и меча лишиться, и ножа, и засапожника, и чтобы вокруг не было ничего, что можно использовать как оружие.

Однако стоило помнить, что Леху учили тому же самому. Может быть даже тот же самый человек, Игнат ведь раньше в орловской дружине был, так что вполне возможно, что и он к обучению Лехи руку приложил. Проблема только в том, что атамана разбойников учили драться чуть ли не с детства, а меня начали всего пару лет назад. И оба мы побывали в схватках, правда он грабил торговцев или охранял караваны, а я дрался с разбойниками, молдаванами, крымчанами, даже с дружинниками. С кем только мне не приходилось драться за последнее время.

Но Леха все равно был соперником опасным, потому что с первого взгляда было видно, как он ловок и гибок.

А еще проблема кулачной драки в том, что во время нее нельзя убивать и даже наносить какие-то мало-мальски серьёзные увечья. Поэтому побеждает в ней обычно тот, кто более вынослив.

– Ну, поехали! – крикнул Леха, когда увидел, что я разоблачился до пояса.

Его разбойники тут же поддержали своего лидера громким криком. Люди боярина Луки тоже кричали, а вот сам он молчал. Не одобрял того, что я сам полез в драку. Возможно, он был прав.