– Ну, хватит, заступничек! – опять стукнул по столу боярин. – Ладно, быть по сему. Проверим, какова его сила. В земле она, в воде али в хитростях бесовских. Коли прав ты и не чужд Лютобор креста святого – прощу беготню твою в чертово логово. Ну, а коли лжешь, нутро бесовское прикрывая… Тогда Бог тебе судья, и пламя его – твоя кара. Вознесенский собор судить вас станет, под его сводами очищение примете. А сбежать попытаешься… Отрекусь! Хоть ты и чадо мое единственное, все едино отрекусь! Послезавтра на подворье городское поедем. А до того часа из усадьбы выходить не смей!

В Великие Луки дворня за сутки собрала довольно крупный обоз: с полтора десятка саней и семь телег, нагруженных мешками с зерном, репой, капустой, разрубленными вдоль – «полтями» – тушами баранов, быков и коров, горшками с тушеной свининой, гусиным жиром и коровьим маслом. То ли боярин решил воспользоваться оказией, то ли, наоборот, собирался в город давно, а предложение сына совпало с его планами. Для боярыни, как ни злился муж на ее выходку, заложили сани отдельные, с широким облучком, мягким кожаным сиденьем, откидным верхом и двойным медвежьим пологом.

Выехали еще затемно, все тем же путем: по узенькой Окнице на немногим более широкую Линницу, по ней – до Удрая. Через пять верст река вывела обоз к Пуповскому шляху. Сани и телеги тяжело выбрались на берег – холопам, сопровождавшим боярина, даже пришлось спешиться и подталкивать возки. Дальше, по накатанному тракту, дело пошло веселее. Лошади разогнались до скорости усталого пешехода, да так этот темп и держали.

Отдыха Василий Ярославович не давал – ни одного привала за все время. Почему – Андрей понял лишь тогда, когда впереди, над краем дороги, появилось золотое сияние. Начало смеркаться, а значит, задержись они в пути хоть на полчаса, засветло в город уже бы не успели. Впрочем, имелось еще одно обстоятельство, о котором Зверев узнал позднее. А пока боярин послал вперед холопа упредить о своем приезде приказчика на подворье. Возчики тоже тряхнули вожжами, погоняя лошадей. Ночевать в лесу селянам было не привыкать, но делать это перед воротами Великих Лук только из-за того, что на несколько минут опоздали, никому не хотелось.

Дриссу старинный город на Ловати превосходил размерами раза в четыре. Палисады начинались чуть ли не за версту от городских стен. Правда, походили они более всего на дачные участки: простенькая изгородь в несколько кольев, небольшое строеньице с жердяными стенами, грядки, плодовые деревья. Какие – без листвы не угадаешь. Ближе к Лукам строения стали внушительнее: мощный частокол, крупные дома с печными трубами, солидные амбары и хлева с мычащими коровами. Это были постоялые дворы: как раз для тех, кто не успел до закрытия ворот или вовсе в город заезжать не собирается. Платить ведь за въезд положено. Коли нужды нет – зачем тратиться?

Вскоре они миновали первые ворота – простенькие, сделанные в обычном частоколе, за которым вольготно раскинулись избы с огородами, хлевами и амбарами. Видать, в городе кому-то места не хватило, вот снаружи и построились. Жить не так спокойно – зато просторно. Метров через двести за частоколом поднимался земляной вал. Без крепостных стен – но с тыном.

Вот так и растут города русские. Сперва крепость. Потом в ней тесно становится, появляются посады, становятся многочисленными, обносятся стеной. Возрастает число жителей – увеличивается в размерах стена. Дабы не просто от зверья да шайки разбойничьей уберечься, а и осаду пересидеть можно было. А как тесно за валом становится – опять кто-то избу за стеной ставит, к нему другие новоселы пристраиваются, и появляется вокруг выселок первый простенький частокол. От зверья да татей всяких, что человека беззащитного ограбить всегда готовы. Получается «матрешка». Чтобы такую твердыню покорить, одну за другой три-четыре стены одолеть надо. И каждая – выше и прочнее предыдущей.