Кажется, Феодорлих решил говорить прямо и откровенно, однако его слова ясности пока не вносили.

– Что забрал? – Тимофей позволил себе самостоятельное уточнение. – Какую вещь?

– Некую Реликвию, – глаза Феодорлиха внимательно следили за послом и толмачом. Взгляд Михеля, казалось, вовсе просверливал их насквозь. – Черные Мощи. Не слыхали о таких?

В голове Тимофея звякнул колокольчик. Да чего там – целый колокол загудел. Припомнилось, как Бельгутай после аудиенции в императорском шатре случайно, а может быть, и нет, упомянул о некоей Черной Кости. Уж не о ней ли идет речь?

– Я ничего не скрываю, потому что не вижу в этом нужды, – продолжал Феодорлих. – Тот, кто похитил Черные Мощи, знает об их похищении. Кто не знает – скоро догадается. И все же я надеюсь вернуть украденное. И от того, удастся ли мне это, напрямую зависит ваша судьба.

Стараясь скрыть волнение и собраться с мыслями, Тимофей перевел слова императора.

Видимо, похищение таинственных мощей оказалось неожиданной новостью для посла. И притом новостью важной. Глаза Бельгутая обратились в две непроницаемые щелки.

– Почему вы решили, ваше величество, что именно мой человек повинен в столь постыдном деянии, как воровство? – спросил посол.

– Потому что именно вашего человека, воровским способом пробравшегося в мой замок, видели мои люди, – таков был ответ императора.

– Они могли ошибиться…

Тимофей переводил вопросы и ответы, запоминая каждое слово.

– Не могли. Вор носил черные одежды и прятал лицо под маской. Однако одежда не укрыла его в ночи, а маска была сорвана.

– И что? – Бельгутай держался хорошо. Он не оправдывался и не спасал свою жизнь. Сейчас он просто добывал информацию, которая могла оказаться полезной. – Чье лицо пряталось под маской?

– Откуда мне знать, – поморщился Феодорлих. – Таких лиц много в вашем стане, посол. Среди добрых католиков людей с такими лицами нет.

Бельгутай покачал головой.

– Это невозможно. Мои люди всегда при мне. И днем, и ночью. И этой ночью, и прошлой, и позапрошлой. Они не отлучались из лагеря. Да и вряд ли смогли бы. Незамеченными…

Бельгутай многозначительно покосился на императорских рыцарей.

Тимофей переводил. Он говорил и за ханского посла, и за императора, стараясь не привлекать внимания к себе. Тимофей был эхом чужих речей. Но эхом, впитывающим и сохраняющим в себе все сказанное и все услышанное.

– Кто-то смог, – хмуро подытожил Феодорлих. Поколебать его уверенность в этом было невозможно. – Я хочу знать, кто. И где сейчас этот человек. Но еще больше меня интересует не он сам, а украденное им.

– Боюсь, нам нечем вам помочь, ваше величество, – с подобающей почтительностью, но и с твердостью в голосе произнес Бельгутай.

В факельном свете видно было, как на скулах императора заиграли желваки. Бельгутай не мог этого не замечать.

– Я не знаю, кто проник в вашу крепость, – спокойно продолжал ханский посол. Тимофей так же спокойно переводил. – Но я точно знаю, что это был не мой человек. Я еще раз повторяю, все мои люди…

– Вам знакомо это, посол? – Феодорлих, не дослушав, извлек из седельной сумы странный предмет.

«Это» оказалось небольшим кинжалом с прямым клинком и изогнутым крюком-когтем, скованными воедино. На рукояти болтался обрывок черной веревки.

Император швырнул кинжал к ногам Бельгутая.

– Вы сами ловко управлялись на ристалище крюкастым копьем, – Феодорлих не отводил глаз от лица татарского нойона. – Так, может быть, кто-то из ваших воинов в совершенстве владеет и этим оружием? А еще – вот этим?

Рука Феодорлиха вновь скрылась в суме. Император с величайшей осторожностью достал еще более диковинную вещицу. Перед Бельгутаем и Тимофеем упала плоская остроконечная звездочка – черная, с отверстием посредине, с заточенными гранями по краям.