За Аловым охотились жандармы, поэтому им с Галей пришлось перебраться в Париж. Она делала всё, что он просил или подразумевал: готовила, стирала, перепечатывала статьи и переводила с английского и французского. Жениться на ней Алов не собирался и говорил Гале, что она «свободная эмансипированная женщина», а брак – это непростительное мещанство.

Летом 1914 года началась мировая война. Как иностранный гражданин Алов не подлежал призыву, но он все-таки записался добровольцем, чтобы вести революционную пропаганду в войсках. Галя решила, что его непременно убьют, и после очередной побывки Алова не стала прерывать беременность. Через семь месяцев у неё родилась дочь Тата.

Однако Алов не погиб. На войне его отравили газами, и он нажил таинственную болезнь, которая временами скручивала его в бараний рог. В такие дни он сутулился, желтел и судорожно давился воздухом. На его запястье появились янтарные четки, накрученные в виде браслета. Алов говорил, что они помогают ему пережить очередной приступ.

В начале 1919 года Алов с «семейством» вернулся в Москву, устроился в ЧК и получил комнату в ветхой, донельзя загаженной гостинице «Селект».

Вместе с эксплуатацией из России исчез бытовой комфорт: элементарные мелочи – винтики для очков, бельевые крючки и маникюрные ножницы – стали недосягаемой роскошью. Но Галя ни на что не жаловалась: ведь они с Аловым боролись за светлое будущее всего человечества, а ради этого можно было потерпеть.

Ей очень хотелось верить, что всё не напрасно, и скоро у неё опять появится диван, накрытый клетчатым пледом, и расписная чашка с горячим шоколадом. А ещё своя кухня, раковина и уборная, где можно оставлять стульчак без опасения, что его украдут соседи.

Но месяц шел за месяцем, год за годом, а ничего не менялось.

Алов совершенно не интересовался Татой, и это оскорбляло Галю. Она словно очнулась: как она могла прожить с Аловым столько времени? Ведь всё опять поехало по накатанной колее: она ежедневно, ежеминутно притворялась и угождала ему – как в своё время пыталась угодить родителям.

Галя была для Алова выгодным приобретением – бессловесным, исполнительным и не требующим ухода, – а вопящая Тата раздражала его. В их маленькой комнате негде было спрятаться от детского крика, и он бросал на Галю обвиняющие взгляды: «Вот, завела ребёнка, никого не спросясь, – теперь все мучиться должны!»

Соседи стучали в стену:

– Да уймите вы свою паразитку!

Галя суетилась, краснела и нередко давала Тате шлепка. Девочка орала ещё громче.

– Галя, ты совсем дура? – страдальчески шипел Алов.

Он уходил курить, а она обнимала Тату и горько плакала:

– Прости… прости меня, ради бога!

Алову поручили следить за тем, что́ пишет о СССР зарубежная пресса. Он поставил работу так хорошо, что начальник Иностранного отдела ОГПУ товарищ Драхенблют объявил ему благодарность и вручил именной портсигар.

Галя радовалась успехам Алова и тайком молилась, чтобы руководство помогло ему решить жилищную проблему. Вскоре им действительно выделили комнату в Большом Кисельном переулке, и, получив ордер, Алов сказал Гале, что им надо серьёзно поговорить.

Сначала он долго благодарил её за то, что она была надёжным товарищем и преданным борцом за дело коммунизма. Галя слушала, не понимая, куда он клонит. Наконец Алов выпрямился и, глядя в сторону, сообщил, что собирается жениться на актрисе.

У Гали пропал дар речи. Она не могла себе представить, чтобы он мог влюбиться, а уж тем более жениться на ком-нибудь. Ведь сколько раз он говорил, что брачные отношения не для него!