В редкие моменты мне все удавалось на мгновение вырваться из душного, горячего плена морфея. Надо мной хлопотали – я слышал голоса, чувствовал, как с меня стягивают рубаху, нежными руками растирают по груди какую-то до безобразного вонючую мазь. Во рту стоял гадкий привкус, меня мутило – не знаю даже, каким чудом не стошнило.

В меня время от времени заливали отвратную, терпкую на вкус дрянь – она ухала куда-то в желудок, тут же горячим теплом расходясь по всему телу. Влажные тряпицы одна за другой спешили посетить мою голову. Потом резкий, суровый, но красивый женственный голос выгнал всех прочь из комнаты. Хирург, наверно. Может быть, даже очень красивая. Не так страшно умирать на руках прекрасной девушки. Через силу, но я попытался улыбнуться, прежде чем мгла вновь овладела сознанием.

Когда же ко мне вернулись силы, а я ощутил, что на самом деле не сплю, а просто самым наглым образом валяюсь с закрытыми глазами. Стало понятно: я жив, а значит – слава нашим эскулапам! Злой сарказм поигрывал ножичком злых шуток, поспешив шепнуть на ухо, что попавшие под грузовик новенькими, чистенькими и здоровенькими не бывают. Как думаешь, вопрошал он, чего у тебя больше нет? Рук, ног? Может, чего еще не менее важного?

Его противный гогот заставил меня открыть глаза, дабы принять горькую правду своего нового бытия.

Правда оказалась очень даже сладкой. Я захотел покачать головой, прогнать наваждение – проснуться-то я проснулся, а вот бред никуда не делся. Хотя на такой бред ой как грех жаловаться. Рядом со мной, поверх одеяла, возлежала рыжеволосая девица. Стыд ей был явно не знаком – задрав подол ночной рубахи, она увлеченно водила рукой между ног. Легкий пушок рыжих волос пробивался на гладкой коже, сама же она, закрыв глаза, чуть приоткрыв рот, стонала от томного самоудовлетворения.

Чего уж тут говорить, неожиданно. Я видел порно, которое начинается точно так же. Поддаваясь естественному мужескому порыву потянул к ней руки, высвобождаясь из-под одеяла. Ммм, как мягко и тепло. Встрепенувшись, девица вдруг открыла глаза, часто заморгала – я ждал, что она влепит мне затрещину.

Вместо этого она решила наградить меня объятиями – обрадовавшись, как родному, уткнулась лицом в мою грудь, зарылась, будто в подушку. Ей как будто было все равно, что мои руки бесстыдно гуляют по ее телу, неспешно ползут к оголенным ягодицам. Не ущипнуть такие круглые орешки было попросту невозможно.

Тело просило большего, требовало сорвать с нее нескромный пеньюарчик и показать, что я делаю с теми девицами, что просыпаются в моих объятиях.

Огляделся – если я где и был, то уж точно не в больничной палате. Со всех сторон на меня уныло взирали натюрморты, будто кто-то хотел засыпать, любуясь на бесконечные подносы с едой. Кровать с балдахином приняла на себя всю тяжесть моей тушки, чуть поодаль высились заполненные книжные шкафы. Ну или я, будто в каком фильме, провалялся добрых два десятка лет в коме, и мир изменился до неузнаваемости. Если тут так больных лечат, я не против поболеть еще недельку-другую, а то и целый месяц прихвачу.

На пышной софе напротив лежала, съежившись в три погибели, темноволосая девчонка. Сопела, прижимая к объемистой груди плюшевого мишку – словно надеялась им согреться.

Так, ну, еще странней-то оно все стать ведь уже не может, правда?

О как же, чтоб вас всех с подвывертом, ошибался!

Девица, что избрала меня в свою лежанку, вдруг встрепенулась. Сквозь рыжие волосы приподнялись острые, треугольные ушки с красно-черным мехом.