Истрийя отвела взгляд и стала смотреть на ванну, над которой поднимался парок.

– Раскаяние неминуемо, Ксерий.

Эти слова поразили его.

– Возможно… возможно, и так, – ответил император.

В его душе шевельнулась жалость. Ведь в свое время они с матерью были так… близки. Но Истрийя могла быть близка только с теми, кем владела. Им же она давно перестала управлять.

Эта мысль тронула Ксерия. Потерять такого богоподобного сына…

– Что, матушка, вечно мы обмениваемся колкостями? Ладно, я сожалею. И хочу, чтобы вы об этом знали.

Он задумчиво посмотрел на императрицу, пожевал нижнюю губу.

– Но попробуйте только еще раз заговорить о Шайме, и вам несдобровать. Вы меня поняли?

– Поняла, Ксерий.

Их глаза встретились. Император прочел во взгляде Истрийи злобу, но проигнорировал ее. Когда имеешь дело с императрицей, уступка – любая уступка – уже триумф.

Вместо этого Ксерий принялся рассматривать девушку, ее упругие груди, высокие, словно крылья ласточки, мягкие завитки волос в паху. Почувствовав возбуждение, он поднял руку, и девушка неохотно приблизилась. Ксерий подвел ее к ближайшему ложу и растянулся на нем.

– Ты знаешь, что нужно делать? – поинтересовался он.

Девушка подняла стройную ножку и оседлала его. По щекам ее катились слезы. Дрожа, она опустилась на его член…

У Ксерия перехватило дух. Он словно погрузился в теплый персик. Да, мир порождает не только всякую мерзость вроде кишаурим, но еще и подобные сладкие плоды.

Старая императрица развернулась, собираясь уходить.

– Матушка, почему бы вам не остаться? – низким голосом окликнул ее Ксерий. – Посмотрите, как ваш сын наслаждается подарком.

Истрийя заколебалась.

– Нет, Ксерий.

– Но вы должны, матушка. Доставить удовольствие императору – дело нелегкое. Дайте ей наставления.

Последовала пауза, нарушаемая лишь всхлипами девушки.

– Конечно, сын мой, – наконец сказала Истрийя и величественно приблизилась к ложу.

Застывшая девушка вздрогнула, когда Истрийя схватила ее руку и передвинула ниже, к мошонке Ксерия.

– Мягче, дитя, – проворковала она. – Тс-с-с, не плачь…

Ксерий застонал и выгнулся под нею, и засмеялся, когда девушка пискнула от боли. Он взглянул в разрисованное лицо матери, маячившее над плечом девушки – белым, белее фарфора, – и его обожгла давняя, тайная дрожь наслаждения. Он снова почувствовал себя беспечным ребенком. Все было прекрасно. Боги воистину благосклонны…

– Скажи мне, Ксерий, – хрипло спросила мать, – а как тебе удалось раскрыть Скеаоса?

«Утверждение “я – центр всего” никогда не следует излагать словами. Это исходная посылка, на которой основана вся уверенность и все сомнения».

Айенсис, «Третья аналитика рода человеческого»

«Следи за довольством твоих врагов и унынием твоих любимых».

Айнонская пословица

4111 год Бивня, начало лета, крепость Асгилиох

Впервые на памяти ныне живущих землетрясение поразило отрог Унарас и нагорья Инунара. За сотни миль оттуда, на шумных, многолюдных базарах Гиельгата воцарилась тишина, когда товары заплясали на крюках, а со стен посыпалась штукатурка. Мулы принялись лягаться, в страхе закатывая глаза. Завыли собаки.

Но в Асгилиохе, что с незапамятных времен был южным оплотом жителей Киранейских равнин, люди валились, не в силах устоять на ногах, стены качались, словно пальмовые листья, а древняя цитадель Руом, пережившая королей Шайгека, драконов Цурумаха и не менее трех фанимских джихадов, рухнула, подняв огромный столб пыли. Когда выжившие вытаскивали тела из-под обломков, они поняли, что горюют по камню больше, чем по плоти. «О крепкостенный Руом! – рыдали они, не в силах поверить в случившееся. – Могучий Бык Асгилиоха пал!» Для многих в империи Руом был тотемом. Цитадель Асгилиоха не подвергалась разрушениям со времен Ингушаторепа II, древнего короля-бога Шайгека, – тогда юг в последний раз завоевал Киранейские равнины.