– И что с того? – спросил он.

Серве была рассержена – это было ясно по ее тону. Она что, ревнует? Ведь днем, пока они с Ксинемом шагают с колонной, она идет с рабами Ксинема.

– Тебе не следует бояться, – сказала Серве.

Ахкеймион облизал губы. На языке остался кислый привкус. Ксинем вместо вина пустил сегодня по кругу перрапту – омерзительный напиток.

– Бояться чего?

– Бояться любить его.

Ахкеймион мысленно проклял бешено бьющееся сердце.

– Ты меня недолюбливаешь, верно?

Даже сейчас, в полумраке, она казалась слишком красивой, чтобы быть настоящей, – словно нечто, проходящее сквозь трещины мироздания, нечто дикое и белокожее. Ахкеймион впервые осознал, насколько сильно хочет ее.

– Только… – Серве заколебалась, уставившись на примятую траву.

Затем она подняла голову и на кратчайший миг взглянула на колдуна глазами Эсменет.

– Только потому, что ты отказываешься видеть, – пробормотала она.

«Что видеть?!» – хотелось закричать Ахкеймиону.

Но Серве уже убежала.

– Акка! – позвал Келлхус в полутьме. – Я слышал плач.

– Пустяки, – хрипло отозвался Ахкеймион, все еще пряча лицо в ладонях.

В какой-то момент – он сам не мог точно сказать, когда именно, – он выполз из палатки и свернулся калачиком у костра, от которого остались только угли. Теперь уже светало.

– Это Сны?

Ахкеймион протер лицо и полной грудью вдохнул холодный воздух.

«Скажи ему!»

– Д-да… Сны. Это Сны.

Он чувствовал, как Келлхус смотрит на него сверху вниз, но не решался поднять голову. Когда Келлхус положил руку ему на плечо, Ахкеймион вздрогнул, но не отстранился.

– Но это не просто Сны, Акка? Это что-то еще… Нечто большее.

Горячие слезы потекли по щекам Ахкеймиона. Он ничего не ответил.

– Ты не спал этой ночью… Ты не спишь уже много ночей, так ведь?

Ахкеймион взглянул на усеянные шатрами поля и склоны холмов. На фоне серо-стального неба яркими пятнами вырисовывались знамена.

Затем он перевел взгляд на Келлхуса.

– Я вижу в твоем лице его кровь, и это наполняет меня одновременно и надеждой, и ужасом.

Князь Атритау нахмурился.

– Так, значит, все из-за меня… Этого я и боялся.

Ахкеймион сглотнул и вступил в игру.

– Да, – сказал он. – Но все не так просто.

– Но почему? Что ты имеешь в виду?

– Среди многих Снов, терзающих меня и моих братьев-адептов, есть один, который беспокоит нас в особенности. Это Сон о смерти Анасуримбора Кельмомаса II, верховного короля Куниюрии, – о его смерти на полях Эленеота в 2146 году.

Ахкеймион глубоко вздохнул и сердито потер глаза.

– Видишь ли, Кельмомас был первым великим врагом Консульта и первой и самой знаменитой жертвой Не-бога. Первой! Он умер у меня на руках, Келлхус. Он был моим самым ненавистным и самым дорогим другом, и он умер у меня на руках!

Он помрачнел и в замешательстве развел руками.

– В смысле… я имел в виду – на руках у Сесватхи…

– И это причиняет тебе боль? Что я…

– Ты не понимаешь! П-послушай… Он, Кельмомас, сказал мне – то есть Сесватхе – перед тем, как умереть… Он сказал всем нам…

Ахкеймион замотал головой, фыркнул и запустил пальцы в бороду.

– На самом деле он продолжает это говорить каждую треклятую ночь, умирая снова и снова – и всегда первым! И… и он сказал…

Ахкеймион поднял голову; он как-то резко перестал стыдиться своих слез. Если он не раскроет душу перед этим человеком – так похожим на Айенсиса и на Инрау! – то перед кем же еще?

– Он сказал, что Анасуримбор – Анасуримбор, Келлхус! – вернется перед концом света.

Лицо Келлхуса, на котором никогда прежде не отражалась борьба чувств, потемнело.

– Что ты такое говоришь, Акка?

– А ты не понял? – прошептал Ахкеймион. – Это ты, Келлхус. Тот самый Предвестник! И это означает, что все начинается заново…