К чести ратников передового, те остались стоять на месте, не дрогнули. Лучники успели дать три, а то и четыре залпа поверх голов соратников… Прежде чем кажущуюся столь тонкой линию копейщиков буквально захлестнула темная масса черкесов и прочих ордынских наймитов! И если ближе к флангам вои еще устояли, то в центре обескровленный строй русичей лопнул мгновенно – и враг неудержимым горным потоком ринулся вперед…

Стрельцы отхлынули назад – а ратники большого полка стронулись с места, следуя навстречу врагу. Шаг, другой, третий… Перешли на бег! И вот уже две огромные пешие рати разделяет всего пара десятков шагов… Вот вои большого полка дали проходы стрельцам – после чего вдруг сотни сулиц неожиданно для меня резко взметнулись в воздух, чтобы мгновением спустя врезаться в самую гущу ворогов, буквально выкосив первые ряды поганых!

А затем на черкесов обрушился и второй заряд дротиков русичей, так похожих на римские пилумы…

За впечатляющим началом сечи последовало не менее впечатляющее продолжение: две массы яростно ненавидящих друг друга людей (хотя бы в эту самую секунду) врезались друг в друга с оглушительным ревом, треском щитов, хрустом костей, воплями раненых… На расстоянии – зрелище завораживающее, впечатляющее, поражающее воображение!

Но вот окажись там, среди тех, кто гибнет в хаосе жуткой сечи, не успевая даже разобрать, откуда прилетел смертельный удар… Сколько успеешь продержаться?!

Я невольно поежился, отчаянно сочувствуя тем нашим ратникам, кто гибнет сейчас в первых рядах остервенело рубящихся воинов. Какая воинская выучка, какое ратное умение?! В такой заварухе нет места искусству поединщиков – лишь воля да крепкая рука, в очередной раз поднимающая топор для удара… Впрочем, русичи – прирожденные, искушенные лесорубы; топором они расчищают поля под распашку и рубят свои дома без единого гвоздя. А уж человеческий череп всяко слабее на прочность, чем древесный ствол…

Нет, не гнутся наши под напором наемников, держат, даже давят их назад!

…Засмотревшись на разгоревшуюся в центре яростную сечу, я пропустил момент, когда над рядами наших всадников вновь поплыл трубный рев княжеского рога. И по приказу Андрея Полоцкого с места сорвались уцелевшие всадники сторожевого полка, до того стойко перестреливающиеся с татарскими лучниками; теперь же они ринулись в сечу, дав лошадям ворога устать! Умно…

Порубежники и казаки довольно быстро нагнали вновь отпрянувших татар, не успевших быстро отступить.

Впрочем, наших конных стрелков осталось всего пара сотен, и практически все – без копий; ордынцы с легкостью истребили бы их в ближнем бою! Истребили бы, коль сражались с одними порубежниками; однако те лишь связали врага боем, не дали уйти от тяжелого тарана дружинников…

Ведь следом за легкими конниками на ордынцев устремилась третья тысяча тяжелых всадников, вставших впереди! И русские «рыцари» знатно ударили по ворогу, в одночасье смяв татар… Да они их просто снесли, затоптали копытами тяжелых жеребцов, гоня перед собой уцелевших и визжащих от ужаса поганых!

Но вот новый двойной сигнал – и не дав воям увлечься преследованием, за которым маячила очередная татарская ловушка, Андрей Ольгердович отзывает ратников…

Я немного поволновался насчет того, что ордынцы сумеют повторить свой маневр с рокировкой легких стрелков на тяжелых багатуров – и что последние сумеют ударить нашим в спину. Но нет, ничего подобного. Кажется, на левом крыле ордынцев и вовсе не осталось тяжелой конницы Мамая, разбитой в предыдущей сшибке, – или же темник отвел ее далеко назад.