– Они сами собирались напасть на нас, клянусь головой Пресвятой Девы! – твердил кентарх Клементий. – Если бы мы не повернули прочь, они спустили бы свои лоханки. Я видел, как они прыгали туда целыми десятками! И у каждого, клянусь стопами апостола Павла, на голове был ромейский шлем!

– Уж я бы тогда пальнул по ним, клянусь кровью Христовой, – мрачно добавил кентарх Дорофей.

– Против ветра? – с издевкой подхватил Феофан и воздел руки, будто желая сказать: Господи, за что Ты наказал меня, послав мне под начало таких дураков. – Дорофей, ты ходишь по морям уже десять лет и собирался сам себя сжечь?

– Так неужели я буду смотреть, как скифы пытаются захватить мой корабль?

– Тогда подождал бы, пока они его захватят, а потом удачным залпом против ветра можно было бы сжечь свою хеландию вместе со скифами, – язвительно посоветовал кентарх Иоанн. – Благодаря столь ловкому и новому приему твое имя увековечили бы, когда кто-нибудь взялся бы писать новый «Тактикон». Все сразу и разлетелись бы: воины Христовы – в рай, а эти бестии – в ад.

– Лучше бы вы пересчитали их как следует, – желчно подхватил Феофан.

– На это понадобился бы не один день, – ответил Клементий. – Но лодок – сотен пять-шесть. Правда, они тяжело нагружены, и едва ли каждая поднимает в придачу много людей.

– Чем нагружены, хотелось бы знать? – гневно прищурился Феофан. – Добычей из Гераклеи? И это Куркуас называет «разбиты» и «бежали»? Он утверждал, что при бегстве скифы бросили всю добычу и пленных, что христиане отправлены по домам, а взятое он доставит ко двору василевса.

– Они бросили что подешевле, – буркнул Зенон. – Ношеные башмаки, дырявые чулки и пустые амфоры, в награду Варде за доблесть. У него была тагма Экскувитов, и с нею он упустил половину скифского войска с лучшей добычей! Клянусь головой святого Димитрия! Или он никуда не годен и ему надо баранов пасти, а не тагмы в бой водить, или он просто изменник! Я не удивлюсь, если скифы «забыли» в Гераклее кое-что из золотишка, а Варда с Иоанном «забудут» передать это василевсу!

Возле «военного креста» повисла тишина, нарушаемая свистом ветра и криками чаек. Обвинение в сговоре со скифами и подкупе было очень серьезным. Игемоны понимали, что Зенон сказал это в сердцах: хоть его тагма и соперничала издавна с Экскувитами, оборонявшими восточные границы от сарацин, все же ему было обидно, что катафракты, лучшие воины Романии, растратили свою доблесть почти напрасно.

А Феофан подумал: если дело обернется совсем худо, эту мысль очень даже можно подкинуть василевсу. Через Феофилакта. Сына-патриарха Роман хотя бы выслушает. А помня, как он не любит старинную знать, к которой принадлежит семейство Фоки… Со старшим братом Варды, Львом, Роман двадцать с лишним лет назад соперничал за высшую власть в державе. Может, он и сам рад будет случаю избавиться и от второго из братьев.

– Пусть его действия судят василевс и синклит, – сухо обронил Феофан, не показывая игемонам свои надежды. – А нам надо решать, что теперь делать. Скифы, что ушли из пролива, теперь гребут на запад и удаляются с каждым вздохом. Но я полагаю, о преследовании теперь не может быть и речи. Если мы откроем вход в пролив, через день эта орда будет у стен Великого Города.

– Ты считаешь, они осмелятся на такую дерзость? – не поверил Зенон. – Да они только о том и думают, как бы пробраться в Евксин и сбежать домой, в свою Скифию! То есть Росию.

– Да? – язвительно ответил Феофан. Он давным-давно знал, что Зенон отважен, но умом не блещет. – А по-твоему, случайно те скифы, – он показал в сторону пролива, – и эти, – он ткнул в направлении Ребы, – оказались здесь именно сегодня, одновременно?