– А ты собираешься отправиться за подвигами и славой? – насмешливо подхватил Свенгельд. – За этим ты сюда и прибыл?

Во время их разговора Соколина стояла возле отцовского сиденья, прижавшись к резному столбу, будто еще одно, самое ценное украшение. Сейчас она не улыбалась, а так же пристально разглядывала гостя, немного исподлобья, как маленький ребенок, который и стесняется незнакомца, и все же хочет его рассмотреть. И от ее взгляда Логи-Хакону было так же неуютно, как под волчьим прищуром ее отца.

– Князь пожелал, чтобы я познакомился с этими краями и здешними людьми, – вымолвил он.

Однако видно было, что ему неловко. Те слова, которые он подобрал по дороге, оказались слишком пусты и неубедительны, а потому и неучтивы, чтобы он решился произнести их перед лицом этого человека.

Свенгельд заметил его неуверенность: возможно, с возрастом воеводе стали изменять силы, но не проницательность и чутье, без которых он бы столько и не прожил.

– Может, ты там убил кого? – невозмутимо осведомился он.

И во времена его молодости, да и сейчас это была весьма частая причина, по которой молодые мужчины знатного рода покидали родные края.

– Нет. – Логи-Хакон взглянул на хозяина с недоумением: – Почему ты так думаешь?

– А потому… – Свенгельд еще некоторое время изучал его, потом продолжил: – Здесь, конечно, недурное место, но не настолько, чтобы молодец вроде тебя ездил его смотреть. Ингвар прислал тебя посмотреть на меня! А это означает одно из двух… – Он еще помолчал. – Или Ингвар перестал мне доверять… стал беспокоиться, что я тут снюхался с древлянами и собираюсь его предать… – Логи-Хакон вздрогнул и невольно вытаращил глаза на хозяина. – Или он думает, что я старый трухлявый пень, который рассыплется от первого чиха! – с нарастающим гневом все громче восклицал Свенгельд, и Логи-Хакон с трудом заставил себя спокойно сидеть на месте. – И думает, что мне нужен для подпорки дубок вроде тебя! Однако не настолько уж я дряхл, чтобы он посмел сам сказать мне это в лицо – я-то живо вышибу из него дурь, как прежде бывало, и он убедится, что рука моя еще покрепче, чем у девчонки!

И он грохнул кулаком по подлокотнику с такой силой, что резное сиденье содрогнулось. На этой руке, как сейчас заметил Логи-Хакон, не хватало двух пальцев.

– И я хочу знать, – Свенгельд подался ближе к гостю, наклонившись вперед, – кто меня так оболгал перед парнем, которого я – я! – когда-то учил держать меч! И выучил! Кто?

– Не кричи на меня! – не выдержал наконец Логи-Хакон и встал. – Ты стар, и я у тебя в гостях, но если тебе неугоден такой гость, то я не намерен терпеть оскорбления, лишь бы сидеть за твоим столом!

– Отец, успокойся. – Соколина положила руку на Свенгельдов кулак. – Он здесь ни при чем. Он-то не мог тебя оболгать, потому что никогда раньше не видел.

Воевода перевел дух и потянулся за своим кубком. Кубок на высокой ножке был истинным чудом – изделие искусных ромейских мастеров, он был вырезан из полупрозрачного камня такого цвета, как будто темный вересовый мед размешали со сливками и так он застыл. Обрамление верхнего края, ножка и подставка были из золота с разноцветной эмалью. Кубок, особенно полный, был уже тяжеловат, и рука Свенгельда дрожала, когда он подносил его ко рту: ромейское же вино плескало через край и лилось на его белую бороду. «Будто кровь», – мельком подумал Логи-Хакон.

Выпив, Свенгельд перевел дух и постарался успокоиться. С возрастом он стал вспыльчив, обидчив и подозрителен.

– Сядь! – повелительно, но уже без прежней горячности сказал он. – Прости. Не хватало мне еще дождаться вызова на поединок в собственном доме, да еще от… – он не то засмеялся, не то закашлялся, пытаясь подавить смех, – от ма… от мужчины, который еще на свет не родился, когда я…