– Вы с братом Ульвом – весьма достойные люди и, я не сомневаюсь, весьма гостеприимные! – Вальгард учтиво кивнул. – Вижу, что вы не просто хорошо обращались с нашим родичем Хельги, но и стали ему настоящей семьей. Однако у нас с Толе уже есть свои дома и семьи, и нам вовсе не хочется покидать их.

– Но я не сомневаюсь, что у вас обоих есть сыновья.

– Это правда.

– И если не ошибаюсь, твоя жена происходит из рода плесковских князей? Стало быть, твои сыновья – братья будущего князя Плескова? Надо думать, любой из них не откажется пожить у такого богатого и гостеприимного хозяина, как мой брат. К тому же вот еще что: мы дали Хельги превосходную жену, а у моего брата есть еще одна дочь. Она пока молода для брака, но время идет так быстро…

– Мои сыновья еще слишком молоды для брака! – Вальгард ухмыльнулся, не желая прямо сказать, что этим «женихам» всего три и четыре года. – Еще и десяти лет не прошло с тех пор, как я женился на их матери, а сыновья стали появляться ближе к концу этого срока. Не думаю, что моя жена согласится отослать их от себя.

– Но мы должны найти какой-то выход, – вмешался Честонег.

Он с самого начала беседы тревожно переводил с Ветурлиди на Вальгарда довольно хмурый взгляд, ясно понимая, что плесковский воевода отнюдь не настроен идти им навстречу.

– Если договор не будет исполнен, под угрозой окажется весь путь от Варяжского моря до Греческого. Порушатся все наши докончания, будем опять, как в Киевы веки, в бабьей тканине ходить. Или вы во Плескове больше паволок не хотите?

– Вот уж, что правда, то правда! – подхватил Житинег.

До сих пор словене не вмешивались в попытки варягов договориться между собой, но теперь хозяин Будгоща тревожно переглянулся с Ратимером, братом Судогостя, приехавшим представлять здесь плесковского князя.

– Нельзя Поозерью с Киевом ссориться. Такие богатства через нас движутся! Если какой раздор – торговые гости ходить перестанут, найдут другой путь, только мы и видали серебро, паволоки да прочее все!

– Верно князь Житинег говорит! – поддержал его Ратимер. – Наши люди давно уже говорят: надо бы и нам к грекам обоз снарядить, мы ведь тоже и мехов, и меда, и льна можем немало продавать. Сейчас-то продаем варягам, – он глянул на Вальгарда, – а это не одно и то же, что самим торговать. Сидел в Киеве брат наших воевод – хорошо. А мы, князь Олег, тоже тебе друзья! – обратился он к молодому князю. – Судогость, брат мой, мне наказал тебе кланяться и в дружбе заверять. Если ты, как в Киеве сядешь, станешь наши обозы с товарами через свои земли пускать и от разбоев оберегать, а там и в греческие земли отсылать со своими вместе, то мы бы честное докончание с тобой заключили. Не одни же поозеры… И в иных землях люди живут…

– Я понял тебя, Ратимер! – Олег пришел на помощь, видя, что плескович пытается высказать много, но не чересчур, и быть понятым, особо ничего не сказав. – Буду рад заключить честный и справедливый союз с друзьями и родичами… моих родичей.

– Да и нам не годится в стороне быть! – вклинился обеспокоенный Житинег.

До сих пор его товары отправлялись вверх по Ловати в составе обозов из Варяжска, но он никак не хотел упустить случай подружиться с киевским князем напрямую.

– Эх, князь молодой, нашли тебе жену, а то я бы из своих дочек тебе любую снарядил! Мои-то какие крепкие да румяные, чисто… репки налитые!

Все засмеялись, напряжение отпустило.

– Иметь паволоки – это всегда приятно, – ответил Вальгард Честонегу. – Но я не стану оплачивать их ценой безопасности моих детей, которые еще слишком малы, чтобы постоять за себя.