На самом деле Шарлотта предпочла бы остаться дома и решить этот вопрос по телефону. С тех пор как около года назад не стало Алекса, она в одиночку руководила предприятием и погребла себя на работе. Только сейчас ей начинало казаться, что душевное равновесие где-то рядом, но тем не менее ослабить контроль было очень тяжело.

Она трудилась не покладая рук, будто внутри маленького мыльного пузыря, и, честно говоря, находила приятной возможность отгородиться от всего остального.

Агнета Висландер, психотерапевт, к которому Шарлотта была в конечном итоге вынуждена обратиться по настоянию своего лечащего врача, спрашивала, действительно ли ей нужно так много работать. Взирая сквозь сползшие на кончик носа ультрамодные очки, она высказывала подозрения в том, что работа для Шарлотты – это убежище, спасающее от необходимости смело взглянуть на настоящее и жить сегодняшним днем. «Если бы я жила сегодняшним днем, мне было бы до смерти стыдно за необходимость посещать ваши сеансы», – обычно думала Шарлотта в таких случаях. Она всегда принадлежала к тому типу людей, которые справляются со своими проблемами самостоятельно, и содрогалась уже от одной только мысли о том, что кто-нибудь в компании узнает о ее походах к психотерапевту.

Впрочем, «жить сегодняшним днем» было одним из любимых выражений Агнеты и универсальным решением всех проблем человечества. Казалось, она полагала, что упражнения на тренировку осознанности, например – жевать изюминку десять минут, чтобы действительно почувствовать ее вкус, могли излечить от всего, начиная с мигрени и заканчивая разрывом ахиллова сухожилия.

Но, несмотря на высказываемые вслух возражения и заверения, что она вовсе не погребла себя на работе, глубоко внутри Шарлотта знала, что Агнета права. Работа была для нее способом забыть, что произошло, и сейчас, когда Шарлотта наконец обрела контроль над своей жизнью, она не собиралась терять его.

Еще хуже становилось, когда Агнета, откинувшись на спинку своего крутящегося стула цвета авокадо, спрашивала, с кем Шарлотта общается в свободное время. Наличие людей вокруг пациента казалось Агнете жизненно важным, и даже то, что Шарлотта была вдовой, не позволяло сделать для нее исключение из этого правила. «Как тебе кажется, хорошо ли ты себя чувствуешь, проводя столько времени в одиночестве?» – задавала Агнета вопрос своим самым вкрадчивым психотерапевтическим голосом, склонив голову набок.

Этот вопрос неизменно вызывал у Шарлотты спазм в желудке, ведь что, черт возьми, она могла на это ответить? Нет, конечно, она не хотела провести всю оставшуюся жизнь в одиночестве, но она еще не готова знакомиться с толпой новых людей, и вдобавок шансы встретить такого же замечательного человека, каким был Алекс, попросту равны нулю. Отсутствие семьи, друзей и детей, безусловно, не прибавляло ей бодрости, и, вероятно, теперь, после смерти мужа, родить ей уже не суждено.

Иногда Шарлотту сводили с ума воспоминания обо всех их с Алексом разговорах о ребенке. Но подходящий момент так и не наступил, у них всегда был в разгаре очередной решающий этап развития предприятия, и, убежденные в том, что времени у них предостаточно, они решали подождать еще год. Но этот год успевал начаться и закончиться, и так снова и снова, несколько раз подряд, а теперь она осталась ни с чем. Или все-таки это была не совсем правда. У нее по-прежнему было свое предприятие «Шаролотта и Ко» – единственное, что осталось у нее от Алекса, и терять его она точно была не намерена.