Едва живые добрались мы до Адлера. Суд находился в сером двухэтажном здании, неподалеку от моря, но и морской горизонт уже не радовал: я искала взглядом урну, меня опять тошнило. И нашла. А Любовь Андреевна достала пудреницу из пострадавшей сумочки и попыталась привести себя в порядок.

К задней стене суда завернул желтый милицейский газик с решетками на окнах; конечно, я, забыв про тошноту, побежала следом, а Любовь Андреевна, не желавшая что-нибудь упустить, за мной; мы увидели, как из машины вывели преступника в наручниках, в сопровождении двух конвоиров он направился к черному ходу; но по разочарованному виду Любовь Андреевны, я поняла, что это не Граф.

Мы предъявили извещение в окошечке, и нам приказали дожидаться: пригласят. Любовь Андреевна внимательно оглядела тех, кто тоже ждал суда, но, видимо, того, кто нам нужен, среди них не было. Потом она, велев мне никуда не уходить, прошлась по коридорам, но вернулась, не солоно хлебавши: дежурный не пустил ее на второй этаж, не клюнув на гениальный пошив платья (наверное, там, наверху судили привезенного из мест заключения преступника, и милиционер опасался за ее жизнь: вдруг случится побег).

Наконец, нас пригласили в маленький зальчик для заседаний, тут же, на первом этаже. Любовь Андреевна оглядывалась по сторонам, но, кроме нас, никто в зал не вошел. Только на возвышении за стойкой сидела судья, без парика и судейской мантии, в обычном сером пиджаке, и с химической завивкой волос, я даже сначала не поняла, что это судья… И всё очень быстро закончилось. Судья зачитала заявление Сажина А. В. о разводе с Л.А. Сажиной, причина развода: раздельное, в течение трех лет, проживание, а также не ведение совместного хозяйства… Судья велела Любовь Андреевне встать и спросила, так ли это… И Любовь Андреевна дрожащим голосом ответила:

– Та-ак.

Тогда судья сказала, что Сажин А.В. должен выплачивать на совместного с ответчицей ребенка алименты.

– Это – совместный ребенок? – спросила судья, указав на меня, и я, решив, что меня будут допрашивать, встала, но судья замахала на меня: садись-садись. И я села. А Любовь Андреевна сказала свое «да», а потом тоже вскочила с места и спросила:

– А почему он не явился?

– Это дело заявителя, – миролюбиво отвечала судья, – он может приезжать, а может и не приезжать, тем более из такого далека, заявление есть – больше ничего не нужно.

Судья стукнула молоточком по столу, дело было сделано: развод оформлен.

На обратном пути до автобусной остановки Любовь Андреевна не поднимала головы, не слушая моих пылких речей, а я говорила:

– Он и не мог приехать: он все еще там – в замке Иф, я уверена… А вот когда сделает подкоп и сбежит, да еще выкопает клад на острове и отомстит кому надо, вот тогда мы его и увидим, помяни мое слово! А заявление поддельное: кому-то выгодно вас развести. Дай ему время!

Положение начинало вызывать беспокойство: все эти беды, следующие одна за другой, могли быть делом случая, но с такой же вероятностью могли быть плодом заговора.

Александр Дюма. Три мушкетера

Таня Буравлёва все же прочитала одну книгу. Сначала у нее открылась аллергия то ли на мокрую мешковину, то ли на весеннее цветение – чихала она раз по десять подряд, и руки покрылись сыпью. Теперь, к досаде тети Вали, дочка не могла с прежней частотой намывать полы. Ей даже дали освобождение от занятий на целую неделю. (Кстати сказать, от бородавок она, в тандеме с инжиром, меня избавила).

Чтобы Таня не сошла с ума от безделья, Людка Бородавкина одолжила соседке книжку, взятую в городской библиотеке. Таня прочитала томик, вернула, и у ней открылись глаза. Это была «Машина времени» Герберта Уэллса. А я, как назло, ее не читала, и в нашей поселковой библиотеке такой книжки не оказалось – теперь настала очередь Таньки учить меня книжной жизни. Она со знанием дела поведала мне о будущем 802801 годе, в котором человечество разделилось на морлоков и элоев.