– Увы, это был полный Хичкок, – отвечает Себастьян.
Это наш шифр. «Хичкок» значит «страшная». «Феллини» – красивая женщина, но, чтобы что-то от нее получить, надо постараться. Помните, как Мастроянни полез в фонтан Треви за Анитой Экберг, а наградой за труды оказались лишь промокшие брюки? «Скорсезе» – девушка со странностями (представьте Роберта де Ниро в одежде служанки из «Мыса страха»), «Полански» – та, с которой связываться себе дороже (несовершеннолетняя, замужем, начальница…). «Кубрик» – холодная, отстраненная, держится как робот, ни проблеска эмоций, но что-то в ней такое есть… «Спилберг» – слишком старается понравиться. Вот такое авторское кино, не похожее друг на друга.
– Она себе что-то вколола в губы, – делится Себастьян. – Говорила, как это называется, но я забыл. Вроде не ботокс. Хотя не уверен, она так невнятно мычала…
– Значит, с пластической операцией? А лет сколько?
Себастьян пожимает плечами и достает из кармана на бедре компактную флягу. Предлагает мне глотнуть, но я вежливо отказываюсь. Как бы Себастьян не превратился в того опустившегося писателя-алкоголика из «Потерянного уик-энда».
– В анкете пишет, что двадцать пять. Вообще-то девушка как девушка, но эти губищи… Как у Мика Джаггера, но в том-то и дело, что она – не Мик Джаггер. Хорошо, что мы с ней только выпить договорились. Она все через соломинку тянула. Уж не знаю, как бы с едой справилась.
– Подожди недельку, пока отек спадет, и позвони еще раз.
– Поздно. – Себастьян оглядывается по сторонам, проверяя, не подслушивает ли кто, и шепчет: – Значит, пошли мы к ней домой…
– Серьезно? У нее рот, как у верблюда, а ты к ней домой пошел?
– Что она говорила, я не понял, а вот что я говорил, ей, видно, понравилось. Сидим мы, значит, на диване, тут она расстегивает мне ширинку и принимается за дело… этим своим верблюжьим ртом…
Я издаю громкий смешок. Стараюсь выкинуть из головы данную картину.
– Но есть одна проблема. Она намазала губы каким-то специальным кремом. Для наружной анестезии. То ли от боли, то ли от отека, не знаю. В общем, минуты через две понимаю, что вообще ничего не чувствую. Все онемело.
Я чуть руку в рот не засунул, чтобы не расхохотаться. Подходит покупатель с атласом и требует скинуть десять процентов цены, потому что обложка с краю порвана. Соглашаюсь не глядя, Себастьян сканирует штрихкод.
– А дальше, дальше что?
Себастьян делает еще глоток из фляжки.
– Притворился, будто мне все нравится. А потом виноватым себя почувствовал. Короче, переспал с ней. Так меня из-за этой штуки на целый час хватило, пока эффект не выветрился. Супер! Теперь вот гадаю: а вдруг она это нарочно сделала? Да, чего только в жизни не бывает…
– Второй раз с ней встречаться собираешься?
Себастьян мотает головой:
– Нет. Наверное, больше она этой мазью не пользуется, а я вчера слишком высокие стандарты задал. Захочет, чтобы соответствовал, а я физически не в состоянии. Нельзя же просить, чтобы она снова рот намазала. И вообще, слишком все это стремно. Да и музыку она слушает ужасную. Представляешь, «Джефферсон Старшип» врубила!
Истории любовно-фармакологических приключений Себастьяна мне противопоставить было нечего. Просто сменил тему:
– Где Мина?
– Домой ушла. Сказала, плохо себя чувствует. Но выглядела нормально. Не знаю, что на нее нашло.
Зато я, к сожалению, знаю.
Глава 3
Задумываясь над историей человечества, поражаешься, что почти все общепринятые представления оказываются заблуждением.
Например, раньше верили, что Земля плоская, что кровопусканием можно вылечить инфекцию, что «Аватар» – великий фильм и никакого плагиата на «Покахонтас» в нем нет, а мировая экономика тверда как скала. Видимо, человечество как вид вообще склонно ошибаться. И я не исключение. Охотно признаю: заводить роман с Миной Бовари было очень плохой идеей.