– Ну, я догадываюсь…

– Конечно, нам стало интересно. Выяснили твою фамилию, отыскали дом, установили наблюдение. Сразу поняли, что ты живешь первичной жизнью и ни о чем таком не догадываешься. Мы бы, скорее всего, и не стали тебя беспокоить, но… есть некоторые обстоятельства.

– Какие? – вздрогнула Лида.

Анна умолкла, прислушиваясь: со стороны лестницы слышались легкие, будто крадущиеся шаги, и через секунду на кухню заглянул Славик. Увидев рядом с ненавистной родственницей еще и незнакомку, ойкнул и умчался прочь, громко топая и натыкаясь на предметы мебели.

– Боится тебя? – понимающе спросила Анна.

– До обморока просто. Да если бы он один!

– Ну, нам всем это знакомо!

– Почему?! – Лида впилась в нее умоляющим взглядом. – Что во мне… в нас страшного? Так надоело… ведь всю жизнь…

Она тщетно боролась с подступающими слезами. Анна обняла, провела теплой рукой по волосам.

– Ничего ужасного в нас нет. За исключением того, что однажды мы все побывали на пороге смерти и стали, можно сказать, ее крестниками. Люди это чувствуют и порой реагируют очень бурно. Особенно те, кто боятся смерти.

– А разве мама, к примеру, не боится? Она ведь так больна. Но ей-то я ужаса не внушаю?

– Чего ж бояться, если она саму смерть умолила пощадить тебя? – хмыкнула Анна. – Да и вообще – чего бояться-то? А за маму свою не переживай. Она будет здорова. Мы уже все обсудили, даже клинику подходящую подобрали, в Нью-Йорке.

– Но это же безумно дорого! – запротестовала Лида. – Я только с утра со знакомым врачом об этом разговаривала. Он, правда, говорил об Израиле, но все одно… Даже если продам себя на органы, нужной суммы не набрать.

Конец ознакомительного фрагмента.