– Мое тело – это мой храм, отче. «Содержи его в святости» – так в Библии сказано.

– В Библии много чего сказано, Муни, – заметил его приятель и откусил от истекающего серым соусом бутерброда приличный кусман.

Питер посмотрел на Би-Джи в другом конце зала. Мужеподобная женщина согнулась чуть ли не в три погибели от хохота. Одной рукой она для равновесия ухватилась за колено Би-Джи. Музыка проникла сквозь брешь в людском гаме, оказавшись хором из бродвейской постановки середины двадцатого века; такие вещи всегда ассоциировались у Питера с провинциальными благотворительными лавочками или коллекциями грамзаписей в жилищах одиноких стариков.

– Ну, как бутерброд? – спросил Питер. – Выглядит вкусно.

– Угу, – закивал белый толстяк. – Вкусный и есть.

– С чем он?

– С белоцветом.

– Я вижу, что белого цвета, но с чем…

– Белоцвет, отче. Поджаренный белоцвет.

Муни пришел Питеру на помощь:

– Мой друг Руссос действительно имеет в виду цветок. – Элегантным движением своих пухлых пальцев Муни изобразил раскрывающийся бутон. – Здешний цветок, чуть ли не единственное, что тут произрастает…

– А на вкус как самая лучшая пастрома, какую ты только пробовал в своей жизни, – прибавил Руссос.

– Он очень хорошо приспосабливается, – согласился Муни. – В зависимости от вкусовой добавки может напоминать что угодно: курицу, фадж, бифштекс, банан, кукурузу, грибы. Добавь воды – вот тебе суп. Прокипяти – вот тебе заливное. Смели его, испеки – вот тебе и хлеб. Универсальный продукт.

– Для человека, который отказывается его есть, вы славно рекламируете этот цветок.

– Конечно он его ест, – сказал Руссос. – Он обожает банановые блинчики.

– Да, нормальная еда, – фыркнул Муни. – Я стараюсь не привыкать. Чаще всего я предпочитаю настоящее.

– Но не слишком ли это дорого, – спросил Питер, – есть и пить только… э-э… импортные продукты?

– Будь спок, отче! Зато я пью настоящую колу; по моим прикидкам, я задолжал СШИК около… пяти тысяч баксов.

– Легко! – подтвердил Руссос. – И еще «Твинки».

– Черт, да! Эти акулы такие деньги дерут за «Твинки»! Или батончики «Херши»! Скажу я тебе, не будь я таким пофигистом…

Муни подвинул свою пустую тарелку к Питеру.

– Если бы я все не съел, я бы показал тебе кое-что, – сказал он. – Ванильное мороженое с шоколадной подливкой. Ванильная эссенция и шоколад привозные, подливку, скорее всего, делают из белоцвета, но вот мороженое… мороженое – чистая энтомофагия, понял, о чем я?

После минутного раздумья Питер ответил:

– Нет, Муни, не понял.

– Жуки, чувак! Жрачка из личинок.

– Очень смешно, – промычал Руссос, продолжая жевать, но уже без прежнего энтузиазма.

– Еще они готовят вкуснейший рисовый десерт – никогда не поверишь из чего – из опарышей.

Руссос положил свой бутерброд:

– Муни, ты мне друг, и я люблю тебя, Муни, но…

– Но это же не какие-то там грязные опарыши, вы же понимаете, – пояснил Муни, – а чистенькие, свеженькие, специально откормленные.

Руссос не выдержал:

– Муни, прикрой-ка варежку, черт тебя возьми! Есть вещи, которые человеку лучше не знать.

Будто потревоженный звуками спора, Би-Джи неожиданно нарисовался на горизонте:

– Эй, Питер! Как делишки, братан?

Белой женщины рядом с ним уже не было.

– Отлично, Би-Джи. А твои?

– Всё торчком, чувак, всё торчком. Поставили солнечные панели, они теперь тянут все двести пятьдесят процентов электроэнергии. Можно подкачивать излишки в кое-какие серьезные и умные системы. – Он неопределенно кивнул куда-то в пустоту за пределами кафетерия, с противоположной от Питера стороны. – Видел то новое здание снаружи?