– Может, здесь?

Беатрис не ответила, только положила руку ему на бедро. Он плавно направил машину на стоянку грузовиков. Надеясь, что Господь не запланировал превратить их в лепешку с помощью грузовика весом в сорок четыре тонны.

– Я никогда этого не делал, – сказал он, повернув ключ зажигания.

– Думаешь, я делала? Мы справимся, давай переберемся назад.

Они открыли дверцы, каждый со своей стороны, и встретились через несколько секунд на заднем сиденье. Они сидели, как пассажиры, плечо к плечу. Обивка пахла чужими – друзьями, соседями, прихожанами их церкви, теми, кого им случалось подвезти на дороге. Оттого-то Питер засомневался, сможет ли он заниматься любовью здесь и сейчас. Хотя… было во всем этом и нечто возбуждающее. Они потянулись друг к другу, предполагая нежное объятие, но руки их неуклюже заблудились в темноте.

– Как долго может гореть лампочка, чтобы не сел аккумулятор? – спросила она.

– Понятия не имею, – ответил он. – Но лучше не рисковать. Кроме того, всем проезжающим будет на что поглядеть.

– Это вряд ли, – сказала она, обернувшись к фарам, проносящимся мимо. – Я как-то читала статью о похищенной маленькой девочке. Она ухитрилась выскочить из машины, когда та замедлила ход на дороге. Похититель ухватил ее за шиворот, девочка вырывалась и звала на помощь. Мимо мчался поток машин. Никто не остановился. Потом одного из водителей спросили, почему он проехал и не помог. Он сказал: «Я ехал так быстро, что не поверил своим глазам».

Он неловко заерзал на сиденье:

– Что за жуткая история. И наверно, не самое лучше время вспомнить ее.

– Я знаю, знаю, извини, но я немного… не в себе сейчас. – Она нервно засмеялась. – Так тяжело тебя терять.

– Ты не теряешь меня. Я просто отлучусь на время. И я буду…

– Питер, пожалуйста. Не сейчас. Мы уже покончили с этим. Все, что мы могли сказать, уже сказано.

Она наклонилась вперед, и он подумал, что она сейчас заплачет. Но она всего лишь пыталась выудить что-то между передними сиденьями. Маленький фонарик на батарейках. Она включила его и уложила на подголовнике пассажирского сиденья, но фонарик свалился. Тогда она пристроила фонарик в узком месте между сиденьем и дверцей, наклонив так, что луч освещал пол.

– Вот, и удобно, и свет приглушен, – сказала она опять ровным голосом. – Вполне достаточно для того, чтобы ласкаться.

– Я не уверен, что смогу, – сказал он.

– Ну, там видно будет, – ответила она и начала расстегивать блузку, обнажив белый лифчик и холмики груди.

Она позволила блузке скользнуть с плеч, повела плечами и локтями, стряхивая шелк с запястий. Потом сняла юбку, колготки и трусики одним грациозным и неторопливым движением, крепко сжав резинки пальцами.

– Теперь ты.

Он расстегнул брюки, и она помогла ему их снять. Потом завела руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик, а он постарался поменять позу, чтобы не давить на Би коленями. Голова стукнулась о потолок салона.

– Мы как пара подростков, – посетовал он, – просто какое-то…

Она положила ладонь ему на лицо, прикрывая рот.

– Мы – это ты и я, – сказала она. – Ты и я. Муж и жена. Все хорошо.

Она была нагая, если не считать часов на тонком запястье и жемчужного ожерелья на шее. В свете фонарика ожерелье больше не казалось элегантным подарком на годовщину свадьбы, скорее стало примитивным эротическим украшением. Ее сердце билось так сильно, что грудь ходила ходуном.

– Ну же, – сказала она. – Давай!

И они начали. Прижавшись, они уже не могли видеть друг друга, фонарик сослужил свою службу. Губы слились, глаза закрылись, а тела могли принадлежать всем и каждому со времен Сотворения мира.