– Почему?

– Так назывался паб моего дяди. Папин брат тоже был трактирщиком, держал паб в Ричмонде. Мне понравилось название.

– Вывеска, наверное, была хорошая?

– Да, такая красивая дама, и она сделала что-то очень храброе, только я так и не понял, что. Ох… вот, держите, это ваша книга. Немного промокла, простите.

– Спасибо. Положи-ка ты ее лучше на каминную полку.

– Здорово вы придумали ее оставить, чтобы я знал, куда прийти.

– Просто у меня спецподготовка, – сказала Ханна.

– Спецподготовка? А что это такое?

– Это когда тебя учат… ну, в общем, передавать сообщения и все такое. Кстати, а как тебя зовут?

– Малкольм Полстед.

– А… желудь?

Мальчик замер, глядя ей в глаза:

– Как вы узнали, что спросить надо именно меня?

– Есть один способ… Существует такой инструмент… Ну, в общем, я это выяснила сама. Больше никто не знает. Ты можешь что-нибудь рассказать мне об этом желуде?

Малкольм порылся во внутреннем кармане и протянул ей руку. Желудь лежал на ладони.

Ханна осторожно взяла его, опасаясь, что мальчик отдернет руку, но тот даже не шевельнулся. Только внимательно смотрел, как она его развинчивает, – а потом кивнул.

– Я решил посмотреть, – сказал он, – знаете ли вы, в какую сторону он развинчивается. Я-то сам поначалу не понял: никогда не видел такую резьбу, чтобы развинчивалась по часовой стрелке. Но вы, я вижу, знали с самого начала. Так что, должно быть, он и вправду для вас.

И с этими словами он извлек из кармана сложенный во много раз листочек тонкой бумаги – в тот самый миг, когда желудь в руках у Ханны распался на две половинки и оказался пустым.

– Значит, если бы я попыталась развинтить его не в том направлении… – начала она.

– …то я не отдал бы вам записку.

Малкольм вручил ей бумажку, Ханна ее развернула, быстро пробежала глазами и сунула в карман жакета. Казалось, мальчик принял ответственность за желудь на себя, и это ей совсем не нравилось. Теперь придется решать, что с этим делать.

– Как ты его нашел? – спросила она.

И Малкольм рассказал все – с того самого момента, как Аста заметила человека под дубом на берегу канала, и до статьи в «Оксфорд Таймс», которую показала ему миссис Карпентер в лавке судовых товаров.

– Боже мой! – ахнула она и побледнела. – Роберт Лакхерст?

– Да, из колледжа Магдалины. Вы его знали?

– Чуть-чуть. Я понятия не имела, что это он… Мы с ним не должны были знать друг о друге, и уж тем более ты… Обычно он просто оставлял желудь в условленном месте, и я его забирала, а потом писала ответ и прятала в другом месте. Но я не знала, кто его оставляет и забирает.

– Хорошая система, – одобрил Малкольм.

Ханна забеспокоилась, уж не сказала ли она больше, чем нужно. Она вообще не собиралась ничего ему говорить – но, с другой стороны, кто мог подумать, что он сам уже так много узнал?

– Ты кому-нибудь об этом рассказывал? – спросила она.

– Нет. Я подумал, что это опасно.

– Правильно. – Ханна нерешительно посмотрела на мальчика. Можно поблагодарить его и распрощаться, а можно… – Не хочешь выпить чего-нибудь горячего? Чашку шоколатла?

– О да, пожалуйста! – воскликнул тот.

Ханна пошла на кухню, поставила молоко на огонь и еще раз перечитала записку. Было ли в ней что-нибудь такое, что может поставить под угрозу лично ее? Да, без сомнения. Ведь в записке упоминался алетиометр, а имена специалистов, работавших с оксфордским алетиометром, ни для кого не секрет. Одно только слово «Пыль» уже сулило большие неприятности.

Она смешала какао-порошок с сахаром, добавила горячее молоко и разлила шоколатл на две чашки. Мальчику уже было известно так много, что волей-неволей придется ему довериться. Выбора нет.