Она расхохоталась, высоко вскинув подбородок.

– А говорите, что не растеряли школьных знаний. Сфинкс – это женский персонаж, да будет вам известно. Не он, а она. Загадочная, коварная Сфинкс.

– Этого следовало ожидать, – проворчал Петр Иванович. – Загадочная, коварная. Если я добавлю, что и любострастная, тоже, скорее всего, не ошибусь.

– Вам-то что за дело? – изогнулись, словно под порывом ветра, лепестки орхидеи. – Уж какая есть. Завидуете? Объектам разработки завидуете?

– Не надо только хамить, милочка. У вас задание, а не медовый месяц.

– Совмещаю приятное с полезным. Санкционированно, прошу заметить, совмещаю, – строптиво дернулось прямое египетское плечо. – Вы же хотите, чтобы он на все пошел ради меня? Ну так до этого его нужно еще довести.

– И долго доводить намерены?

– Да нет. Скоро сын возвращается. Так что – нет, не долго. Денек, другой. А что за срочность? Все ведь на мази? Или я ошибаюсь?

– Не ваше дело. В любом случае, закругляйтесь. А то разнежились, как в гареме, даже потолстели. Помимо этого и другие дела есть, да будет вам известно, пусть и не такие приятные для вас. Не все коту масленица, душа моя. Не все вам молоденьких мальчиков пользовать.

– О-о, значит, все-таки завидуете. Ах, да не пыжьтесь вы, я шучу. А, кстати, почему вы решили разрабатывать не прямого наследника? Не целесообразнее было бы обрабатывать другого?

– А что, вы и за второго готовы взяться? Слюнки текут?

– Мелко мстите, Петр Иванович, – колыхнулась орхидея, – мелко. И меня ваша шпилька нисколько не задевает. Лучше удовлетворите мое любопытство.

– Удовлетворю, ненасытная вы наша. Он – тоже прямой наследник, так как законным образом усыновлен. А выбран был по той причине, что его психологическая характеристика нас больше вдохновляет. Второй – хлипковат. Возможно, его намного легче было бы… убедить, но я не поставил бы на него, когда бы дошло до дела. Хлипковат. А третий – младенец.

Как никому не нужен был мост посреди пустыни, так никому не нужен был и консультант, то есть Михаил Александрович. Он сразу это понял и старался никому не мешать, не мельтешить и только отвечать, если спрашивают.

Изыскательские работы давно закончились, и геологи валяли дурака, досиживая положенный по контракту срок. Они, вытряхнув из старого ободранного автобусика обитавшего в нем переводчика, уезжали, бессовестно сжигая запасы бензина, куда-то в глубь каменистой пустыни, к множественным ровным, словно насыпным, холмикам, покрытым пестрыми камешками, и, как дети, собирали самые красивые, зная, что увезти их все равно не удастся. Михаил Александрович от нечего делать тоже как-то раз напросился с ними и вволю побродил по пестроцветам, насиделся на склоне, перебирая, пересыпая мелкие камешки, разглядывая неповторимый узор на каждом из них.

Поездка не прошла даром. Михаил Александрович сделал для себя открытие: ландшафт удивительным образом увязывался с африканской музыкой, к которой он по совету бывшего этнографа Игоря Борисовича добросовестно «прислушался» перед отъездом в поле. Однообразные, равновеликие холмики являли собою воплощенный перестук ударных – фоновый ритм, удручающе монотонный, как и любой большой цикл. Вверх, вниз, вверх, вниз, и так без конца, до горизонта. Но на этот цикл, на каждое его звено, накладывается особый рисунок, портрет события, который можно разглядывать в деталях, взаимосвязанных, объединенных настроением, в музыке задаваемых голосом, или флейтой, или струнами. А детали в своей совокупности определяют индивидуальность циклического звена, его непохожесть на другие.