А он – в боксерской майке и старых спортивных трусах, взмокший и взъерошенный. «Олег, тебя спрашивают», – позвал от дверей Алик Ефимов. Он-то, подлец, уже переоделся. Он-то, подлец, рад подложить свинью сопернику. Вот Олег и вышел из зала почти в натуральном виде.

– Вы Олег Михайлович Лунин?

Легкая хрипотца. Как пряная приправа к чистым, холодноватым тонам. Корица и лимон. И самая капелька меда и льда. Толика гвоздики и белого перца. И немного колких пузырьков, как в шампанском. Олег поймал себя на том, что готов попробовать голос на вкус, сначала сделать большой глоток этого коктейля, а потом смаковать, наслаждаться, ловить носом эти колкие пузырьки, пьянеть, грезить, галлюцинировать… Напиток забвения, не иначе. Вот он какой, этот напиток.

– Вы Олег Михайлович Лунин? – повторила она, заметив как пить дать, что он впал в ступор. – Вы тренер? Не возьмете моего мальчика? Его зовут Сережа.

Оказывается, вот в чем дело. Мальчику Сереже понадобился бокс. Обычно мальчиков в секцию бокса приводят папы, после долгих пререканий с мамами. Может, папы нет?

– Возьму, – одними губами ответил Олег, восприняв довольно рослого Сережу лишь как неясный силуэт. – Завтра к пяти. Средний вес.

– Он очень увлечен боксом. Я, собственно, еще колеблюсь… Это не опасно?

Она колеблется… Лотос, качнувшийся на волне от тихой лодки. Стебель цветущего папируса, колеблемый затаившимся ибисом. Мотылек, неосторожно пролетевший над опахалом любимой жены фараона. Колеблется она. А вдруг не придет, не приведет своего Сережу?

– Не опасно. Это же дети. Я слежу. У нас главное пока – физическая подготовка, ну и наработка кое-каких навыков. Это не опасно.

– Мы придем. Завтра.

И обернулась, вспомнив о важном:

– Меня зовут Галина Альбертовна Тугарина. У Сережи такая же фамилия.

Галина Альбертовна, значит. Галина. С этим придется смириться, свыкнуться. Лучше бы Исида, или небесная Нут, или Баст – богиня кошек, или… Да ладно, он ведь тоже не Осирис, и не Ра, и не Анубис. Когда-то в подростковом возрасте он ненадолго увлекся Египтом, побывав в Эрмитаже на выставке артефактов из гробницы Тутанхамона, и наперечет знал весь древнеегипетский пантеон и даже некоторые иероглифы. Он даже выцарапывал послания богам на древнеегипетском языке на стенке многострадальной котельной (чего там только не было, на этой стенке, большей частью неприличного).

Олег заморгал ей вслед: три коротких взмаха ресниц, три длинных, три коротких. Она обернулась, скосив длинный агатовый глаз. Розовый цветок орхидеи дрогнул и, затрепетав, раскрылся в прощальном приветствии. Черное каре всколыхнулось в повороте, и она – Исида, Баст, Нут – удалилась, исчезнув в запутанных, как в пирамиде, коридорах спортивного центра.

Событие, которое Игорь Борисович назвал фестивалем африканской музыки, на самом деле было гораздо более масштабным. Это был пятидневный фестиваль культуры Черной Африки, на который съехалось огромное количество музыкантов, танцоров, ремесленников и вроде бы даже колдунов из ближних и дальних уголков Африканского континента. Они собирались заранее, дня за три до начала большого парада на стадионе, и ставили свои палатки и тележки прямо на улицах, и Триполи пел, гудел, визжал, содрогался от ритмичного топота и барабанного боя, звенели бубенчики и бусы, блестели браслеты, пестрели ткани и ряды сложно уложенных – раковинками, розетками, змейками, корзинками – косичек. Михаил Александрович и не подозревал, сколько оттенков может быть у черного и коричневого цветов. Мелькали темно-оливковые, золотисто-каштановые, медно-бурые лица, лица цвета маковых зерен и крепко заваренного кофе, лица цвета черного жемчуга, сургуча и молочного шоколада. Лица раскрашенные и татуированные, в обрамлении меди и золота, слоновой кости и перьев попугая.