Интересно, знает она, что я лгу?

Хотя кого я обманываю? Конечно, знает.

– Ладно, – сказала я, доставая сотовый телефон и включая запись. – Давайте поговорим об убийствах Леди Киллер.

– Давайте, – сухо ответила Бет.

– Думаю, нет смысла спрашивать, ваших ли это рук дело?

Она даже не моргнула. В безжалостном свете, падавшем из окна, ее высокие скулы и большие глаза выглядели особенно впечатляюще.

– Вы составите собственное мнение, – ответила она. – Как все.

Я окинула взглядом комнату: старомодные статуэтки, стены с панелями из дорогого темного дерева, старый постер с изображением скачущей лошади.

– Когда все произошло, вы жили здесь, – сказала я. – Одна.

Бет ждала. Она умела сохранять видимость безмятежности.

– Ваши родители умерли, и вы к тому времени уже два года жили тут одна.

– Это вопрос?

– Разве вам тут нравилось? – спросила я. – В этом доме?

Он давил. Тут было по-своему красиво, но гнетуще. Как в жилище покойника. Куда ни повернись, везде окна с холодным, безрадостным пейзажем, и, хотя в них проникал свет, мне хотелось попросить Бет снова задернуть шторы.

– Вероятно, дом обставляла ваша мать, – предположила я. – После ее смерти вы ничего не стали менять. Все осталось прежним.

Мой взгляд вернулся к Бет, и я увидела, что она пристально наблюдает за мной. Ее лицо оставалось непроницаемым.

– Меня об этом никогда не спрашивали. Все хотели знать лишь одно: я ли это сделала.

– Я просто не могу представить себе такого, – объяснила я. – Жить в доме родителей после их смерти… После всей этой трагедии. Почему вы не переехали?

Она посмотрела в окно.

– Легко сказать. Просто собери вещи и уезжай. Я говорила это себе тысячу раз. Но некоторые места так крепко держат тебя, что ты не можешь освободиться. Сжимают, будто в кулаке. – Она снова повернулась ко мне, и в ее глазах что-то блеснуло. – Иногда ты просто вязнешь. На много лет. Как вы с вашей дурацкой боязнью автомобилей.

Я открыла рот, собираясь возразить: моя фобия вовсе не дурацкая. Но сдержалась, почувствовав ловушку. Она пытается отвлечь меня? Если да, то от чего?

Я кашлянула.

– Наверное, трудно бросить дом, где жили родители.

Бет почти развеселилась, услышав эти слова, но я не понимала причины.

– Ваши родители умерли? – спросила она.

Я покачала головой:

– Нет, они во Флориде.

Уголки ее губ дрогнули в подобии улыбки.

– Стоит ли мне шутить насчет того, что это одно и то же?

– Думаю, нет.

– Тогда я воздержусь.

Она была очаровательна. По-настоящему. Судя по тому, что я читала, социопаты нередко бывают очаровательными. Нельзя забывать об этом.

– Что вы чувствовали тогда? – спросила я. – После смерти родителей и до убийств?

– Я словно онемела, – ответила Бет. – Мне было девятнадцать, когда погиб отец, и двадцать один, когда погибла мать. В 1977 году люди не ходили к психотерапевту, чтобы справиться с горем. Я была совершеннолетней и унаследовала кучу денег. Люди думали, что со мной все будет в порядке. Никто обо мне не заботился, а я о себе заботиться не умела. У меня были знакомые моего возраста, но я знала, что родителям они бы не понравились. Они начали приходить ко мне, а может, я сама их приглашала – не помню. Они заявлялись сюда, и мы пили. Или я шла на вечеринку, и мы пили. Никто меня не останавливал, а самой остановиться мне не приходило в голову. Я знала, что не хочу быть трезвой.

– Газеты писали, что вы развлекались, не испытывая вины.

– Еще бы! Я уже говорила вам, что у меня были сиськи и задница, и поэтому меня не считали человеком. Девушка, потерявшая родителей, не имеет права опуститься только потому, что не может справиться с горем. Проще написать, что она шлюха. Это увеличивает тиражи. И копы туда же – все они считали, что раз я пью и развлекаюсь, значит, я порочная. Будь я мужчиной, они бы мне посочувствовали. И даже составили компанию.