Пузырь Лурулана сослужил еще одну службу, прежде чем стать убежищем для домашней птицы. Он перенес Маскелейна через озеро Туманов на остров, где Омбо возвел свою крепость со множеством башен. Лурулан и Омбо частенько работали вместе, поэтому появление транспорта в саду не вызвало ни малейших подозрений.

Омбо склонился над клумбой цветущих колокольчиков. Пузырь остановился, и Маскелейн вышел в сад. Омбо сказал, не оборачиваясь:

– Лурулан, послушай только, как звенит этот колокольчик, редко услышишь столь чистый звук. Когда он полностью расцветет…

Но на этом тирада была прервана, потому что Маскелейн заранее заготовил «Постепенную скованность Вената». Голос Омбо перестал ему повиноваться, все тело сковало заклятьем до такой степени, что только наметанный взгляд профессионала мог отличить его от камня. Так он и застыл, наклонившись к цветку, и упал ничком на клумбу. Примятые колокольчики печально зазвенели.

Маскелейн выкатил его с клумбы и перевернул на спину, чтобы Омбо знал, с кем имеет дело. Он сделал несколько замечаний по поводу характера и магического дара Омбо, давно просившихся на язык, замечания, каковые пришли на ум в эти минуты. Маскелейн планировал отослать Омбо к его дружку на Второй уровень, но, посмотрев на образцово разбитый сад, придумал кое‐что получше – творческую месть. Он выкатил застывшую жертву на лужайку, а сам вернулся к машине-пузырю и достал гримуар, куда имел обыкновение складывать заклятья, которые обычно брал на вооружение. Волшебник отменил неиспользованные заклятья отвердения и высылки, потом поискал другие. Через некоторое время он вернулся к неподвижному и сгорбившемуся Омбо.

Маскелейн проговорил отрывистые, почти лающие слоги «Растительного принуждения Твиска», используя описание дерева, облик которого предстояло принять Омбо. Он выбрал высокий раскидистый дуб с множеством веток и побегов, на таких деревьях птицам очень нравится вить гнезда.

Но Маскелейн не мог целиком и полностью полагаться на природу. Вместо этого он применил редчайший вариант довольно-таки простого заклинания деревенских колдунов, отгоняющих стаи птиц с колосящихся полей. Как только он сделал последний жест, откуда ни возьмись налетела пестрая стая – около трех сотен маленьких крапчатых грик-грэков – и поселилась на новом дереве, то есть на Омбо. Птицы издавали пронзительные хриплые крики, за которые и получили свое название, окончательно заглушив музыкальный звон колокольчиков. Маскелейн пытался перекричать какофонию:

– Омбо! Это звук моей мести. Наслаждайся им с утра до ночи. Могу еще подкинуть короедов, чтобы накормить птичек, зуд слегка отвлечет тебя от музыкальных экзерсисов.

Он зашел в дом, распугал слуг и взял все, что ему приглянулось.

– Маскелейн! Говорит Касприн!

– Слушаю, – ответил Маскелейн.

Он шевельнул пальцем, и призрак волшебника-хитреца взлетел над аспектоном.

– Я получил послание от Шеванс Проницательной. Она не смогла связаться с Его Превосходительством Луруланом, потом пыталась поговорить с Омбо, но тоже безуспешно.

– Эти двое частенько проводят время вместе. Должно быть, где‐нибудь развлекаются.

– Возможно, – сказал Касприн. – Только Шеванс говорит, что она побывала у Омбо на острове и там такой беспорядок…

– Я не лезу в чужие дела, особенно если это касается домашнего хозяйства.

Касприн промолчал, но его взгляд показался Маскелейну подозрительным.

– У меня серьезное исследование, я занят. Если тебе больше нечего сказать…

– Надо бы встретиться, – предложил Касприн.

– Жду тебя завтра.