– Быть рядом с Краймондом – это все равно что быть рядом со смертью. Я не подразумеваю ничего конкретного… просто это опасно. Он не боится смерти, он из породы камикадзе, в войну он получил крест Виктории[28].
– Он имеет оружие и живет мерзкими фантазиями, только и всего.
– И что? Ты тоже имел оружие, когда был членом того клуба, воображал себя снайпером. В Оксфорде ты и Краймонд вечно возились с оружием. Нет, но если он когда-нибудь закончит работу, то может отчаяться.
– И убить себя или тебя? Ты как-то обмолвилась, что он предложил заключить договор о совместном самоубийстве.
– Не совсем так, просто он любит рисковать. Он храбр, не уходит от опасности, говорит правду, он самый правдивый человек из всех, кого я знала.
– Ты имеешь в виду, брутален. Нельзя быть правдивым, не имея других достоинств.
– У него есть другие достоинства! Он увлеченный человек, идеалист, заботится о бедноте и…
– Просто ищет популярности у молодых! Знаешь, что я думаю об этой его «заботе»?
– Он сильная личность. Нас с тобой объединяет слабость. С Краймондом меня объединяет сила.
– Все это пустой звук, вульгарная риторика. Джин, когда мы поженились, ты сказала, мы будем счастливы.
– Счастье. Это одна из наших слабостей.
– С ним ты его точно не найдешь. Но не рассчитывай, что на сей раз это будет союз на смерть или славу. Ты выбираешь тоскливое и унылое рабство у ничтожного дешевого маленького тирана.
– Ах… если б я только могла объяснить тебе, насколько мало ценю свою жизнь…
– Пустые слова, которые ничего не значат, кроме того, что ты хочешь опорочить наш брак.
– Не знаю, – сказала Джин. Она прислонилась спиной к закрытой двери и сбросила пыльные туфли, в которых танцевала всю ночь. – Ты не прав. Ты упомянул о счастье… я лишь пытаюсь сказать, как мало оно для меня значит…
Дункан сел поудобнее в кресле. Сказал себе: он старается заставить ее спорить, задержать ее хотя бы ненадолго, словно просит у палача пару лишних минут. Значит, он уже отчаялся? Да. Как будто этого и ожидал. Но счастье-то, счастье, которое теперь для нее ничего не стоит!
– Послушай, – сказал он, – мне кажется, эта твоя любовь к Краймонду – вещь несерьезная, чуть ли не какая-то глупость, никак с реальной жизнью не связанная. Вы как двое сумасшедших, которые рвутся быть вместе, но не способны понять один другого…
– Сумасшедшие, да, но мы друг друга понимаем.
Глаза Джин снова расширились, и она тяжело вздохнула, дотронувшись до груди и качая головой.
– Дорогая моя… когда ты в прошлый раз все же передумала, на то были веские причины.
– Не помню каких-то причин, кроме одной – любви к тебе, и я все еще люблю тебя… но… а, не стану повторяться…
– Если б только у нас были дети, ты бы держалась реальности, а так мне никогда не удавалось убедить тебя, что все это реально. Ты была своего рода гостьей.
– Перестань повторять насчет детей.
– Я уж много лет не повторяю.
– Хорошо, мы никогда не играли в эту игру – мужа и жену, которую ты называешь реальностью. Что абсолютно не мешало нам любить друг друга…
– «Абсолютно»?
– Извини, все, что я сейчас говорю, должно быть, кажется грубым и глупым, это признак того, как кардинально изменилось положение, что я даже не могу говорить с тобой нормально. Но ты понимаешь…
– Ты ждешь, чтобы я и прекрасно понимал тебя, и любил настолько, чтобы не возражать против твоего ухода к другому, причем второй раз!
– Прости, дорогой, мне очень жаль. Знаю, такая рана не лечится. Но это неизбежно. И… тебе это не принесет ничего хорошего… у меня тоже по-настоящему нет будущего… в этом смысле ни о каком будущем тут вообще речи не идет.