«А под вашими ногами – ЗЕЛЁНАЯ-ЗЕЛЁНАЯ травка…»
…как вдруг Патриарх останавливает меня. Он что-то достаёт из-под полы своей чёрной одежды.
– Возьми ЭТО… – произносит он, положив мне в ладонь что-то тяжёлое.
«Вы видите перед собой ЖЁЛТОЕ поле одуванчиков…»
– Спасибо! – благодарю я Патриарха.
«А вдали это жёлтое поле вам кажется ОРАНЖЕВЫМ…»
Я смотрю на то, что он мне передал.
«И вы видите этот ОРАНЖЕВЫЙ – цвет уже близко-близко…»
Древнеегипетский Символ. Знак. АНКХ. КЛЮЧ.
«А за ним растут КРАСНЫЕ маки…»
Я вбегаю в Храм. Господи, как же здесь темно!!! ЗДЕСЬ ДОЛЖЕН ГОРЕТЬ СВЕТ!!! Дверь! Где же Дверь?!! Надо срочно мысленно представить, что я – уже у Двери!
«И вот вы вступаете в поле КРАСНЫХ маков…»
Мне надо успеть выйти, пока Р.А.М. не сказала: «ОТКРЫВАЙТЕ ГЛАЗА»…
СВЕТ! ВКЛЮЧИТЕ ЗДЕСЬ КТО-НИБУДЬ СВЕТ!!!
Если она произнесёт эту фразу раньше, чем я выйду из Храма, я могу «не собраться обратно правильно».
Голова раскалывается. Там, в зале, где находится тело.
«КРАСНЫЕ-КРАСНЫЕ маки… Вы дошли до конца этого поля…»
Всё!.. Я знаю, какую фразу Р.А.М. произнесёт дальше…
Вот она – ДВЕРЬ! Изо всех сил я дёргаю её на себя и захлопываю за собой. Быстрее! По всем цветам радуги. Вниз. Обратно. На Землю. К людям…
Глава 12. Осторожно, двери… открываются!
Я познакомилась с Учителем и Герой много лет назад.
– Помогите мне закрыть Дверь… – попросила я с порога. Гера долго сканировала меня молча, а потом произнесла:
– «Дверь!!! Дверь!!! Пожалуйста, держите Дверь!!!» – это ТЫ кричала?
– Да… тогда мне было двенадцать. Мама лежала на столе в большой комнате, дверь постоянно открывалась. Мне было страшно увидеть маму, поэтому каждый раз, проходя мимо, я кричала, чтобы кто-нибудь из живых держал дверь. Те три дня я провела в школе и на улице, вечерами допоздна сидела на кухне, а на ночь уезжала к тёте. Те три ночи мне снилось, что мама заходит в квартиру, снимает пальто, переобувается, моет руки – как обычно, будто она живая. Мне было не по себе, а мама смеялась и уверяла, что она не умерла и будет жить со мной как прежде.
– Ты стала видеть после её смерти? – спросил Учитель.
– Нет, после своей. Я умерла за год до неё, в одиннадцать. Меня отказывались брать в реанимацию, но мама написала какую-то расписку, и меня всё-таки взяли, хотя анализы крови свидетельствовали о том, что я – труп. С трёх часов дня до полуночи моё тело лежало под капельницами. Медсестре поручили сидеть рядом и караулить душу – не позволять мне уснуть, но медсестра что-то вязала и уснула сама. Я обрадовалась «свободе» и мгновенно переместилась в больничный коридор. Там висели часы, было без десяти полночь. Я всё слышала, всё видела, но не имела ни тела, ни каких-либо других границ себя. Дежурный врач в ординаторской обсуждал с коллегой по телефону, что со мной делать. Я испугалась, что он заметит меня, и вернулась обратно. Врач зашёл в палату, разбудил медсестру. Та спросила, сколько времени. Врач ответил: «Без десяти двенадцать», покачал головой, посмотрев на меня, и удалился в ординаторскую. Медсестра снова задремала, а я открыла глаза и увидела маму в дверях. Подбежала к ней, обняла. Я была так рада, что она пришла за мной… Но мама печально вздохнула и сказала: «Ты должна остаться, а я – уйти». Она повторила эту фразу несколько раз. Наверное, чтобы я запомнила её на всю свою оставшуюся жизнь. Конечно же, потом выяснилось, что мама не приходила. Но я вернулась, чтобы остаться, а она заболела, чтобы уйти. Вместо меня… Когда моя душа перестала удаляться, а тело ещё пребывало в больнице, две медсестры-практикантки попросили предсказать их судьбы. Я не умела этого делать и всячески пыталась «улизнуть», но они ничего не желали слышать: раз я побывала Там, значит, теперь могу ВСЁ.