Наконец перед утомлёнными бешеной скачкой всадниками открылся чудесный простор: с одной стороны высилась непроходимая тёмно-зелёная хвойная стена, вершиной упиравшаяся в голубое небо, с другой – целая гряда холмов уходила вдаль, сливаясь с глубокой синью озера, а под скалистой горой раскинулись владения женского монастыря. По крутой тропинке всадники спустились вниз, в долину, и направились прямиком к монастырским воротам.

Колокол уже перестал звонить, и их встретила настороженная тишина и несколько испуганных девичьих глаз, глядевших из окон.

Но вот со скрипом отворилась дверь храма, увенчанного колокольней, – и на пороге возникла неуклюжая фигура великана, с простодушным, как у ребёнка, чёрным от сажи лицом и всклокоченной бородой. Какое-то время он щурился на солнце, всматриваясь в гостей, а потом громко охнул и кинулся обнимать Двана.

- Дван! Земляк! А вот и ты!.. Я уж и не ждал никого!..

- Здесь были чужие, Хэйл?

- Были... Все в железо закованы, а старший у них – одноглазый рыцарь... Детку забрали с собой... Дван, они ведь не причинят ей зла?

Дван, чтобы успокоить земляка, сдержанно ответил:

- Ты же знаешь – если боги не захотят, то с её головы и волосок не упадёт.  

Хэйл, видно, не слишком верил в милость богов: он стоял опечаленный, вытирая слёзы с покрасневших глаз. Плечи его опустились, а из груди вырвался тяжёлый вздох... Наконец он поднял голову, отбросил с лица густую прядь и, в последний раз вытерев ладонью глаза, внимательно посмотрел на Эберина. Кажется, только теперь до него дошло, что среди фризов есть чужак, и он удивлённо спросил:

 - А это кто такой?

- Граф Эберин Ормуа, сын Астробальда Ормуа и господин Сантонума, - представился Эберин. И тут же, подобравшись, сказал: - Нам нужно знать, в какую сторону поехали рыцари, где искать их следы. Но прежде, чем мы отправимся в погоню, я должен кое-что забрать из монастыря. Хэйл, ты проводишь меня в архивное хранилище?

- Если ты - друг детки, можешь смело рассчитывать на меня! Нужны важные тайные бумаги? Тогда тебе в ризницу, - ответил понятливый Хэйл и, сделав графу приглашающий жест, повёл его за собой к монастырскому зданию.

Но на их пути вдруг возникло препятствие. Настоятельница, преграждая путь Эберину и его спутникам, стояла перед закрытой дверью монастыря, с воинственной осанкой, опираясь на трость, как рыцарь на меч.

- Ни шагу дальше! – взревела она. – Прочь отсюда! Чтоб духу вашего здесь не было!.. За один день это второе нападение на мой монастырь! Нет на вас, святотатцев, никакой управы!..

- Матушка, в отличие от наших предшественников мы явились сюда с благими намерениями, - самым миролюбивым тоном начал Эберин, но настоятельница не дала ему договорить:

- Кто вы такие, что я должна верить вам? – могучим басом вскричала она. – А вдруг вы разбойники? Грабители с большой дороги? Кто вы такие?!

Эберин подошёл ближе, вытащил из-за пазухи тугой пергаментный свиток с восковой печатью, которая скрепляла тонкий блестящий шнурок, и подал его настоятельнице:

- Смотрите, матушка! Узнаёте печать Великого мастера-приора Тарсиса?

Настоятельница, развернув, побледнела: она увидела имя мастера-приора, которому подчинялись главы всех храмов королевства; когда же заметила при свитке огромную, хорошо ей знакомую печать из тёмно-синего воска на позолоченной тесьме, - в глазах у неё помутилось, колени подогнулись.

А Эберин вёл дальше:

- Узнали... Вот и хорошо! А теперь – слушайте: вы не только пропустите меня внутрь монастыря, но позволите также войти в ризницу.