Алессандра была наполовину итальянкой с идеальной кожей и ненасытными амбициями. Красивая девушка с блестящими черными вьющимися волосами и ровно теми пухленькими губками, от которых мужчины дуреют на глазах. Я так и не смогла разобраться, люблю я ее или нет. Она была вдвое младше меня, а зарабатывала уже столько же, хотя мое имя появилось в выходных данных журнала гораздо раньше, чем ее.

Джошуа пробежал список будущих статей. Предстояло написать солидный аналитический обзор президентских выборов – серьезный сюжет с учетом спорной победы Жана-Мари Ле Пена в первом туре. Я особенно не рвалась взваливать это на себя и втайне порадовалась, когда он достался Алессандре.

– Джулия, – сказал Джошуа, глядя на меня из-под очков, – шестидесятилетие Вель д’Ив. Это по твоей части.

Я откашлялась. Что он такое сказал? Я расслышала что-то вроде «вельдив».

Что бы это могло значить?

Алессандра снисходительно посмотрела на меня.

– Шестнадцатое июля сорок второго года? Ни о чем не говорит? – промурлыкала она.

Я терпеть не могла этот медовый голосок мадам Всезнайки, которым она иногда изъяснялась. Как, например, сегодня.

Джошуа продолжил:

– Облава на Зимнем велодроме. Сокращенно Вель д’Ив. Знаменитый крытый стадион, где проходили велосипедные гонки. Туда были свезены тысячи еврейских семей и заперты в жутких условиях. Потом их отправили в Освенцим, и они все погибли в газовых камерах.

Я начала что-то припоминать. Но довольно смутно.

– Да, – уверенно сказала я, глядя в глаза Джошуа. – О’кей, и что я должна сделать?

Он втянул голову в плечи:

– Можешь начать с поиска выживших и свидетелей. Затем выяснишь детали памятных мероприятий: кто организует, где, когда. Потом мне будут нужны факты. Что именно произошло. Весьма деликатная работа, ты же понимаешь. Французы всегда проявляют крайнюю сдержанность, стоит заговорить обо всем этом – Виши, Оккупация… То, чем они не слишком гордятся.

– Я знаю кое-кого, кто сможет тебе помочь, – предложила Алессандра чуть менее снисходительно. – Франк Леви. Он основатель одной из самых крупных организаций, помогающих евреям отыскать родных после Холокоста.

– Я слышала о нем, – откликнулась я, записывая имя.

Франк Леви действительно был известной личностью. Он выступал на конференциях и писал статьи о расхищении имущества евреев и депортации.

Джошуа отхлебнул глоток кофе.

– Мне не нужно никакой размазни, – сказал он. – И никакой сентиментальщины. Только факты. Свидетельства. И… – он бросил взгляд на Бамбера, – хорошие фото, способные встряхнуть любого. Поройся в архивах. Как сама понимаешь, много ты там не нароешь, но, может, этот Леви поможет найти что-то еще.

– Для начала я сам съезжу в Вель д’Ив, – бросил Бамбер. – Просто чтоб иметь представление.

Джошуа иронично усмехнулся:

– Вель д’Ив больше не существует. Его снесли в пятьдесят девятом.

– А где он был? – спросила я, счастливая тем, что оказалась не единственной невеждой.

У Алессандры опять ответ был наготове:

– Улица Нелатон. В Пятнадцатом округе.

– Все равно имеет смысл туда съездить, – сказала я, глядя на Бамбера. – Возможно, на этой улице еще остались люди, которые помнят, что там случилось.

Джошуа пожал плечами.

– Попытай счастья, если хочешь, – бросил он. – Но сильно сомневаюсь, что ты найдешь кучу людей, готовых об этом распространяться. Как я уже сказал, для французов это очень чувствительная тема, и они до сих пор ее сторонятся. Не забудьте, что именно французская полиция задержала те еврейские семьи. Не нацисты.

Слушая Джошуа, я постепенно осознавала, как мало знаю о событиях, произошедших в Париже в июле сорок второго. Это не входило в мою школьную программу в Бостоне. А с тех пор как я перебралась в Париж, назад тому уже двадцать пять лет, я ничего об этом не читала. Похоже, тут было нечто вроде тайны. Нечто, зарытое в прошлом. О чем никто не говорит. Мне не терпелось усесться за компьютер и начать поиски в Интернете.