– Да я Сереже позвонил поздравить, а он спросил, обедал ли я, он курицу в духовку как раз ставил. А я там с самого утра кружился, в этом дурдоме, есть захотел.
– В каком это дурдоме? – спросила Катя. – Ты разве дежуришь сегодня по главку?
Мещерский взахлеб рассказывал про зуб Будды. И про змеиный питомник – и такие там кобры королевские и сякие… А Колосов, явно завороженный рассказом о волшебном Цейлоне, буркнул нехотя, что он не дежурит сегодня, но выезжать на происшествие все-таки пришлось.
Вот так Катя и узнала про убийство гражданина Бортникова. Честно признаться, она не сразу даже вспомнила, о ком речь, когда Никита назвал фамилию. Ему пришлось пояснить: ну как же? Тот самый, который… Катя поначалу никак не отреагировала на эту новость. Ну, убили и убили. Земля ему, бедному, пухом. Однако чуть позже…
Мещерский отправился на кухню варить кофе. И хлопнул там нечаянно одну из чашек нового сервиза. Координация подвела. Катя пошла помочь ему собрать осколки. Она бросила их в мусорное ведро. Еще минуту назад чашка была цела, и вот ее не стало. Хрупкий фарфор. Кратковечный. И внезапно ей вспомнился он, Бортников. Как он сидел, писал заявление. С его ботинок на пол дежурки натекла лужица. Катя помнила и это. У него не оказалось ручки, чтобы писать, и Катя дала ему свою. И забыла забрать.
Время словно потекло вспять: стоя на кухне Мещерского, Катя одновременно все еще была там, на шоссе, в дежурке поста ДПС, и видела, как потерпевший Бортников пишет свое последнее заявление.
Катя еще не подозревала, прологом каких событий станет та случайная встреча с этим человеком. Ей было немного не по себе от мысли, что человек-то, оказывается, по сути своей не более долговечен, чем эта вот чашка из белого дешевого фарфора в трогательный розовый цветочек.
Глава 8
Летчики
«Это был обычный день майора милиции. Один из многих, из которых складывалась вся его жизнь…»
Колосов в понедельник явился на работу рано. В дежурной части работал телевизор. Шла древняя картина «Это случилось в милиции» про майора-полупенсионера. И голос диктора проникновенно повествовал с экрана о «многих, многих днях». Никита вздохнул – эх, жили люди! Гражданским розыском занимались и об этом фильмы снимали. А тут… Он прислушался – Марк Бернес в телевизоре, облаченный в синюю генеральскую форму, строго внушал кому-то из отрицательных персонажей, что, мол, тот «звонит в лапоть». «А сейчас так никто уже не говорит, – подумал Никита. – Ни они, ни мы. И феня стала какая-то темная».
– Что вздыхаешь, как старый дед, Михалыч? – поинтересовался дежурный, приглушая звук телевизора. – Не выспался, что ли, за выходные?
Колосов задираться не стал. Выспался… Тебе б так спать на посту, товарищ капитан, и видеть во сне министерскую проверку. Единственной отдушиной за все выходные оказались именины Мещерского. Да, это уж точно был «один из обычных дней майора милиции». Колосов вспомнил именинника: Мещерского под конец торжества так славно развезло. «Восьмерка» не подкачала. Но это уже случилось после того, как он, Никита, отвез Катю домой. Они с Серегой еще врезали как следует и…
А Катерина Сергевна их покинула. Пробило девять на часах, и она, как Золушка, вскочила и… Как Лиса Патрикеевна вильнула хвостом перед самым носом охотника, а в руки не далась. Там, в машине, когда он вез ее домой по вечернему снежному городу, он твердо решил: вот сейчас приедем и у подъезда он ее поцелует. А что? Давно пора! Сколько раз слово себе давал. А слово начальника убойного отдела – не воробей. Муж этот еще ее… Ну и что, что он муж? Давно и с ним пора все прояснить. Точки все поставить. Он, правда, друг детства Мещерского, но… А в таких делах кто друг, а кто первый враг.