– Спасибо, – сказала Дреа, поднявшись по ступенькам и оказавшись лицом к лицу с отцом.

Он был бледен, двигался медленно, но его глаза блестели от волнения. Раскрыв объятия, он сделал шаг к ней, и тень страха на мгновение промелькнула у него на лице. Он испугался, что она его не обнимет. В детстве она сильно нуждалась в его объятиях, его заботе. Но прошлое осталось позади. Шагнув, она коротко к нему прижалась.

– Рад тебя видеть, Дреа. Ты такая красивая, совсем как твоя мама. Как у тебя дела?

– У меня все хорошо. А как ты, папа?

– У меня все в порядке.

Она ему не поверила. Он упал, и, когда она спрашивала его об этом по телефону, списал все на застарелый артрит, но, по словам Кэти, ко врачу ехать отказывался.

В прежние времена отец в состоянии опьянения терял равновесие и падал несколько раз в день. Теперь он, вероятно, боялся, что она не поверит в его трезвость, признайся он, что свалился с лестницы.

Дреа очень надеялась, что он не сорвется.

– Нам нужно многое наверстать, девочка моя.

– Да, конечно. Пойдем внутрь. Я приготовлю нам ужин.

Глаза отца заблестели.

Все уже сделано. Я приготовил твое любимое жаркое в горшочке и картофель. Я даже попробовал испечь фирменное печенье твоей мамы.

– Ты это сделал? – Никто не делал домашнее печенье так, как ее мать. Возможно, Кэти была права. Возможно, отец действительно пытался стать лучше. – Что ж, пойдем внутрь и все попробуем. Умираю с голоду.

– У меня тоже урчит в животе. Но главное – я так рад, что моя маленькая девочка вернулась домой.

Ей было двадцать девять лет, она уже не была маленькой девочкой. И ей придется иметь дело со старыми воспоминаниями и болью, которую они вызывали.

Следующим вечером Дреа вздохнула с облегчением, вернувшись в свой коттедж после очень продуктивного рабочего дня в больнице в отсутствие Мейсона. Целый день она, затаив дыхание, ждала его появления, но он так и не показался, и она была рада, что не нужно иметь с ним дело. Она обсудила некоторые важные аспекты сбора средств с руководителями различных департаментов и совершила звонки для подтверждения списка предметов искусства для продажи в благотворительных целях. Остальные мероприятия нужно было обсудить с представителями семейства Бунов, и у нее не осталось другого выбора, пришлось связаться с Мейсоном.

Она вошла в свою спальню, оставленную нетронутой с тех пор, как она жила здесь, чтобы сменить деловой костюм и туфли на высоком каблуке на джинсы и футболку с надписью «Я люблю Нью-Йорк», которую она получила за участие в забеге на пять километров. Потом, собрав волосы в хвост, умылась и почистила зубы. Глядя в зеркало, Дреа удивилась, что снова стала похожа на школьницу. Немного макияжа и гладкая прическа сильно преображали ее внешность. Но внутри она все еще была той неуверенной в себе, настороженной маленькой девочкой.

Все оказалось не так уж ужасно, отец действительно перестал пить, а она изо всех сил старалась забыть прошлое. Однако ее шрамы были глубоки и простить его было нелегко. Не прошло и дня, чтобы она не подумала о ребенке, которого потеряла. Это не был ребенок Мейсона, но она винила его за то, что он отверг ее, разрушив ее уверенность в себе и толкнув в объятия первого мужчины, который проявил к ней интерес.

Стук в дверь спальни вывел ее из задумчивости.

– Дреа, можно поговорить с тобой?

Открыв дверь, она увидела отца, а дальше по коридору, в гостиной – четверых мужчин: Мейсона и Риска Бунов, управляющего ранчо Джо Бакли и Дуэйна, одного из служащих.

– Да, папа. Что происходит?