На следующий день Дреа объехала весь округ, постоянно останавливаясь и сверяясь со списком дел в своем смартфоне. Было страшно даже представить, вдруг что-то случится с ее телефоном или планшетом – и вся ее жизнь окажется стертой. Припарковав машину на подъездной дорожке отцовского коттеджа, она закрыла глаза и про себя повторила самые важные пункты.

Связаться с поставщиками.

Обойти местные художественные галереи.

Перепроверить с Кэти, каким образом будут украшаться кексы для детей.

Попросить группу «Блю» дать благотворительный концерт.

Перестать думать о Мейсоне.

Черт. Чем больше она старалась, тем труднее это было осуществить. Она не могла выбросить из головы его пальцы, которые мягко коснулись ее, мгновенно вызвав жар по всему телу, решимость в его глазах, когда он нежно коснулся ее губ. Он затронул что-то в ней, и она ответила на поцелуй.

Мейсон сказал, что с ней почувствовал себя живым. А она не солгала, будто это был лучший поцелуй за долгое время. Все как-то сразу запуталось. Она ненавидела Мейсона за то, что он унизил ее, отверг и разбил ей сердце. Потеряв уверенность в себе, она отдала первому попавшемуся мужчине свое тело, но не сердце.

Стук по стеклу вывел ее из задумчивости. Открыв глаза, она увидела улыбавшуюся ей женщину.

– Дреа, милая. Я не могла ждать ни секунды, чтобы увидеть тебя. Надеюсь, не испугала?

– Лотти?

– Да, я вернулась и умираю от желания поговорить с тобой.

– Ах, Лотти, как же я рада тебя видеть!

Мама Дреа и Лотти были лучшими подругами, после смерти Марии женщина стала уделять Дреа много внимания и любви.

В свои шестьдесят лет Лотти не выглядела увядшей. Она следила за своей внешностью, носила модную одежду, оставалась такой же стройной и красила свои седые волосы в светло-медовый оттенок.

– Прекрасно выглядишь. Ты никогда не поста реешь.

– Возраст – это всего лишь цифра, милая. – Лотти снова улыбнулась, окинув ее взглядом. – Ты самая красивая, Дреа. Ты уже взрослая. Я знаю, что говорю это каждый раз, когда вижу тебя, но это правда. С каждым днем ты все больше и больше похожа на свою маму.

– Сочту это за комплимент.

– Боже, мы не виделись целых два года!

– Да, два года назад ты приезжала навестить меня в Нью-Йорке.

– Мы отлично провели время, ходили на шоу, по магазинам.

– Для меня очень важно, чтобы мы оставались на связи.

Они часто созванивались и посылали друг другу сообщения.

– Эй, чего расшумелись? – сказал Дрю, медленно вышедший из дома.

Лотти закатила глаза и прошептала:

– Твой отец все больше превращается в старого ворчуна.

– Я слышу тебя, Лотти, – нахмурился Дрю.

– Меня это не волнует, Дрю. Рано тебе готовиться к могиле. Сбрось несколько лишних килограммов – и почувствуешь себя обновленным.

– Ну, теперь ты и доктором заделалась. Ты этому в Африке научилась?

Лотти усмехнулась:

– Я на самом деле многое узнала там. Познакомилась с врачом-гомеопатом.

– Ах вот как! Он вылечил твои болезни?

– Если бы они у меня были, – тихо сказала Лотти, – я уверена, Джонатан вылечил бы их.

На секунду лицо Дрю побледнело.

– Ладно, девочки, входите в дом и болтайте сколько хотите.

Мужчина придержал входную дверь для Лотти и Дреа. Лотти принесла с собой приготовленный ею ужин – каджунского цыпленка и пасту с креветками, ее фирменное блюдо и одно из любимых блюд Дреа.

Дрю сидел и слушал, как его дочь и Лотти болтали обо всем на свете – о бродвейских пьесах, одежде, музыке. Всякий раз, когда приходила эта женщина, он начинал чувствовать себя старым. Ее жизнелюбие и жизнерадостность выглядели чертовски привлекательно. Порой она ужасно его раздражала, но она также была его другом на всю жизнь. Она всегда без обиняков высказывала свое мнение. Когда она уходила, он скучал по ней. Он устал, его кости ныли, но, слушая болтовню дочери и Лотти, он чувствовал умиротворение.