– Верно, леди Честер, мне плевать. На вас, на них… Плевать на всех, кроме себя, – хрипло заверил Валенвайд. – А знаете, что особенно меня злит и возмущает?

Завороженно впитывая ярость, сочащуюся из бордовых зрачков, я помотала головой. Не смогла бы вымолвить и слова: все смыслы испарились из памяти. Язык, который учила с младенчества, выжгло напрочь.

– Что древнюю расу решил поставить на колени некто толстый, дурно пахнущий, сальный, рыбоглазый… Вроде вашего папаши, – протянул он, сочно прицокивая языком. – Граф думает, что вы в «Эншантели», верно? Туше не оповещала родню, списков делегации нигде нет, фамильного морфа вы не вызывали… Богиня, как неловко вышло.

Резко рассмеявшись, магистр прошелся большим пальцем по моей губе. Грубо и фамильярно, будто бы пытаясь стереть, размазать ее по лицу. Впрочем, безуспешно. Рот все еще был при мне, хоть и не мог издавать звуков.

– Граф думает, что его золотая курочка сидит в Париже и послушно начищает первокровные перышки, – продолжал Валенвайд, наслаждаясь случайной властью. – А вместо этого хрупкая куколка стоит сейчас передо мной. Так близко… на расстоянии выдоха.

«Или укуса», – договорила я мысленно, вминаясь похолодевшей поясницей в каменную стену.

Ох, Судьба… Не могла же мадам Туше отправить меня на съедение буквально?

Боги… или могла?! Бросить этому хищнику, словно лакомую кость? Чтобы он, насладившись пиршеством, на время прибрал наточенные зубы?

– Она нервно кусает свою пухлую губку, не замечая, что там уже выступила кровь, – добавил он, и я торопливо слизнула каплю. Язык окрасился металлическим вкусом, взгляд вампира зажегся нездоровым, огненным интересом. – Она ловит свое выпрыгивающее сердечко, готовое поскакать по питерским подземельям. И она прекрасно понимает, что я могу переломить ее длинную белокожую шею одним точным движением вот этих пальцев.

Он резко раскрыл ладонь, показывая все те пальцы, что могут меня сломать. Всхлип отчаяния вырвался из груди: до чего страшно!

Как могли ноги послушаться его приказа и привести хозяйку сюда, в шурхов подвал?

Захлебываясь ужасом, я мечтала поскорее лишиться чувств. Нос щипало обидой: настолько несправедливой казалась «кровная месть». Валенвайд глядел на меня как на врага, решая – переломить сейчас или сделать разменной монеткой в более серьезной игре… А ведь я даже в мыслях не совершила ничего дурного!

Если отец действительно подписал бумагу, из-за которой полукровки возненавидят Верховный Совет и всех, чьи имена найдут под главной печатью… Значит, так было для чего-то нужно.

Папа никогда не считался красавцем, не мог впечатлить силой и залежами фамильного серебра. Но, по заверениям матушки, граф с юности был прозорлив и ни разу не принимал глупых решений.

– Разве… разве это изменит хоть что-то? – прошептала я, ощутив, как горячие дорожки слез предательски полосуют щеки. Крупные капли набегали друг на друга, скатывались и падали за воротник. – Закон ведь уже подписан.

Так же, как в случае с моей помолвкой, обратный ход тут не предусмотрен. Сделанного не отменить.

– Достаточно того, что я получу моральное удовлетворение, – сухо заметил вампир и демонстративно убрал руки за спину.

Но я ни на секунду не забывала, что там, на его пояснице, в замок сцеплены пальцы, жаждущие меня переломить. Раскрошить в пыль. Не оставив от куклы даже фарфоровой подставки.

– И самую малость утолю «аппетит»…

Он будто ждал чего-то. Стоял, сложив руки за спиной, и вгрызался требовательным взглядом в мои влажные щеки.

В эти минуты я соображала дурно и не очень-то понимала, чего желает потомственный кровосос. Извинений за отца? Признания вины? Или чтобы я развязала шейный платок, оголила шею и сдала «жидкости» добровольно?