Или сколько там ему лет.

Может, возрастные проблемы с памятью – не шутка, а вполне себе реальность? И он действительно забыл про Олив? И про отработку? Случаются ли провалы от крепленых бразильских орехов?

– Вы вторглись в мой дом. Влезли в мой покой. Нарушили мою тишину, – угрожающе перечислял потомственный вампир. И с каждым мигом мне все ярче вспоминались ужасы, написанные о нем в «Трибьюн». – Стоите тут… дышите прерывисто, дрожите коленками, губу обкусанную выпячиваете… Разбиваете мой заслуженный отдых грохотом перепуганного сердечка… И даже не можете сказать, за каким троллем?!

Смахнув с лица челку (отросшую после трагичного эксперимента уже вполне достаточно, но все равно выбивавшуюся из хвоста), я застонала в унисон пернатому. Потому что вспомнила, зачем шла сюда на самом деле. За каким, собственно, «троллем».

Жуткие птичьи звуки сбили меня с толку, заставив позабыть заготовленный текст. Три фразы, которые я повторяла, стуча каблуками по каменному полу длинного коридора. Снова и снова, снова и снова… чтобы не забыть. И не передумать.

– Мы дружим с Олив с первого курса, – выдохнула я, прибирая свою обкусанную губу обратно. – Мы… вместе поступили в «Эншантель» и…

– Как «трогательно», – фыркнул мужчина. – Это важная информация? Я без нее не усну?

А он вообще спит? Раз есть кровать, то наверняка…

Хотя постель – еще не показатель крепкого сна. Ей много применений можно придумать.

– Вы назначили мисс Омирсен встречу. Сегодня, здесь.

– Допустим, – низкий, хриплый голос пробирался под кожу и потихоньку высасывал из меня жизнь. Я чувствовала, как пол уходит из-под ног и колени наполняются ватой. – Вас так заботит ее судьба?

– Очень сильно, – призналась я, окончательно вспомнив, зачем пробиралась по темному коридору в кабинет преподавателя.

Я собиралась предложить себя. На обмен. И в качестве «утешительной» трапезы.

Но сейчас, когда я стояла в тени жуткой темно-бордовой громадины – а вблизи господин Валенвайд оказался очень высоким! – решимость моя таяла, как сосулька, забытая на весеннем солнце. Медленно, но неотвратимо.

Несмотря на ужас, колотившийся в ребра, я вынуждена была признать: «Трибьюн» выбрал не лучшее фото Валенвайда для первой полосы. Тот звериный оскал, исполненный брезгливости, и старшекурсницу лишил бы сна.

На деле же магистр имел вид скорее скучающий и отстраненный, холодный и раздраженный… И вовсе не жаждал кого-то немедленно съесть. Наверное.

Контраст между кожей и тканью был столь впечатляющим, что одежда Эрика Валенвайда выглядела абсолютно черной. А сам он – пугающе белым. Но я знала, что это обман зрения. Да и сама, как прочие ученицы «Эншантели», не смогла бы похвастаться загаром.

Бледность была ему к лицу – она фактурно выделяла скулы и высокий лоб. Плотные тени графично очерчивали подбородок с опасной ямочкой. Широкие брови нависали над внимательными глазами, отчего взгляд магистра ощущался тяжелым, давящим. Он падал на меня сверху куском обрушившейся скалы и обещал размазать в алую лужицу.

Темные волосы с неявным каштановым отливом изгибались волной и доходили мужчине до плеч, несколько коротких прядей выбивались на виски и глаза. Словно вампир тоже стал невольной жертвой эксперимента, после которого третий месяц отращивал несчастную челку.

В глянце его задумчивых глаз танцевали отблески уличных фонарей. Под определенным углом радужки казались густо-бордовыми, но издалека это было малозаметно. Довольно молодое, гладкое лицо странно сочеталось с вековой усталостью во взгляде. Без шуток – ве-ко-вой!