Егор вспомнил рассказ Сергея, как однажды он опрометчиво посоветовал своему другу, живущему в Замкадье, дать тяжело больной дочери сильнодействующее лесное снадобье – и это привело к трагедии, как раз из-за «побочных эффектов».

Хорошо хоть, девчонку удалось спасти, переправить в Лес.

–…и запомни – только в самом крайнем случае!

Девушка пожала плечами, но пакетик взяла.

Путец кое-как допел последний куплет, уронил голову на руки и засопел. Челноки храпели на досках вповалку, и лишь самый стойкий, ещё тянул мотив, заменяя слова другими, знакомыми с детства:

Столб света скользнул по ржавым рельсам отбойника и упёрся в рухнувшие конструкции пешеходного мостика. Метнулся, описав дугу, упёрся в стволы толстенных, в четыре обхвата каждое, деревьев – и вернулся на дорожное полотно, укрытое сплошным покрывалом ярко-зелёного, отливающего в электрическом свете серебром, мха. Странный это был мох: он наползал с внутренней стороны МКАД до середины разделительного газона, а там словно утыкался в незримую стену. На глаз, живой ковёр имел не меньше полуметра метра в толщину.

Но троице, залёгшей в кювете на противоположной стороне дорожного полотна, было не до странностей местной флоры. Они изо всех сил вжимались в землю – чтобы, когда луч вернётся, спрятать от него хотя бы лица.

Волновались они зря. Сержант, высовывающийся по пояс из люка, ворочал прожектором скорее от скуки, чем рассчитывая кого- то обнаружить. Ещё меньше думали об этом сидящие внутри. Двое бойцов дремали, привалившись к броне, водитель же, позёвывая, крутил баранку – до конца патрулирования оставалось сорок невыносимо скучных минут. Хотя броневики военной полиции и раскатывались по растрескавшемуся за тридцать лет асфальту МКАД, надвое разрезающему Химкинский парк, точно по графику, это давно превратилось в рутину. Хочет кто-то пробраться снаружи в Лес? Да сколько угодно, если ты такой идиот. О пропускном режиме путь беспокоятся на Химкинском Кордоне, куда в обязательном порядке причаливают буксиры, лодки и теплоходы, ходящие до Речвокзала и обратно. Там их осмотрят, проверят документы у пассажиров и постараются поскорее отпустить. Случается, снимут кого-нибудь, не имеющего отметки о допуске, но никакие особые кары таким «зайцам» не грозят. Ну, проведут разъяснительную беседу, ну, выпишут штраф. В худшем случае – подержат пару суток в «обезьяннике», но потом всё равно выставят за пределы Особой Зоны – на «сто первый километр», как говорят в народе.

Броневик, гудя дизелем, прокатился мимо затаившейся троицы и скрылся за поворотом. Секунды тянулись бесконечно; глухая чернота, особенно непроницаемая после яркого света, затопила полотно дороги, скрыв стволы лесных великанов, уходящие вверх, к звёздам.

Тот, что лежал справа, пошевелился, поднялся на четвереньки. Вспыхнул мощный аккумуляторный фонарь.

– Свалили, сучары… Теперь минут пятнадцать никого не будет. Мамед, зажигай, время пошло!

Второй повозился в рюкзачке, достал горелку, прикрученную к маленькому газовому баллону. Под асбестовым колпачком затрепетал огонёк. Спустя несколько секунд асбест раскалился добела, освещая всё вокруг ярким ровным светом.

– Фонарик не забудь оставить. – хмуро посоветовал третий, закидывая на плечо связку лопат. – А то, как в прошлый раз, сунешь в карман, а аккумулятор на той стороне сдохнет. Назад – на ощупь, што ли, топать?