– Я вся в тебя. Ведь недаром он женился на тебе, верно? – засмеялась внучка. – Придет день, и мы с тобой найдем уютный дом в провинции, где никому не будет дела до того, кто мы и что собой представляем.
– Ты откажешься от сцены? – Пристальный взгляд зеленых бабушкиных глаз остановился на внучке. – Просто так, без всяких сожалений?
– Ну не совсем, – неуверенно ответила Маркейл. – Это моя жизнь, и она доставляет мне удовольствие.
– Ты талантливее, чем когда-то была я. В прошлую среду я видела тебя в роли леди Макбет. Ты была великолепна, даже лучше, чем сама Сара Сиддонс.
– Бабушка, – всплеснула руками Маркейл, – никто никогда не превзойдет ее. Хотя она ушла со сцены десять лет назад, все актрисы еще ощутимо чувствуют ее присутствие.
– Сара Сиддонс была очень хорошей актрисой. Я это знаю, потому что работала с ней. Но на прошедшей неделе ты играла лучше. И я не могу не гордиться твоим талантом.
– Спасибо, не могу выразить, как много это значит для меня. – Маркейл взглянула на каминные часы. – Мне хотелось бы еще побыть с тобой, но пора идти. В записке, которую я получила сегодня утром, указано, что я должна доставить достопримечательность в гостиницу в Саутенде. Всего через три дна я снова обязана быть на сцене, так что мне нужно выехать сегодня же.
– Саутенд? Мне это совсем не нравится. Прошу тебя, будь осторожна.
– Не беспокойся, бабушка, со мной все будет хорошо, как всегда. – Маркейл встала и поцеловала снежно-белый лоб. – Как только вернусь, мы пообедаем вместе.
– Я буду ждать. Пожалуйста, дай мне знать, что все в порядке. Иди, положи конец этому делу. – Старушка помахала ей рукой.
Обняв на прощание бабушку, Маркейл немного подождала в парадном холле, пока Бриггз вызовет наемный экипаж. Когда тот подъехал, она тщательно опустила вуаль и, быстро сев в него, предоставила Бриггзу сообщить кучеру место назначения – угол улицы за несколько кварталов от ее дома.
Помахав верному слуге, Маркейл откинулась на вытертые подушки и задумалась о предстоящем путешествии. Экипаж тарахтел по улице, потом свернул за угол и направился к Гайд-парку.
Неподалеку мужчина, похожий на рабочего, одетый в темно-коричневую куртку и серые брюки, наблюдал за вереницей экипажей и толпой народа, кружащих вокруг него и его лошади. Они казались скалой посреди бурного потока.
Бесстрастным взглядом он взглянул на проезжавший мимо него наемный экипаж, а когда тот готовился свернуть в конце улицы, тихо сказал что-то лошади, вскочил в седло и последовал за скрывшейся за углом коляской.
Глава 4
Письмо Майкла Херста брату Уильяму с корабля, проходящего Гибралтар.
«Мне больно признаваться, но я никудышный морской путешественник. Я не покидаю своей койки с тех пор, как мы вышли из порта древней Александрии.
Если бы не мисс Смит-Хотон с ее проклятыми лекарствами, я бы уже спал.
Но так как я еще в состоянии сидеть и писать, то пытаюсь понять, почему ты способен находиться в море так долго, а мой желудок протестует, если я просто ставлю ногу на палубу корабля. Меня заинтересовало, какие наклонности даются человеку при рождении, а какие вырабатываются по желанию. Видишь, в море можно даже сделаться философом».
Дождь стучал по булыжникам, заполнял впадины и пропитывал все чулки и подолы юбок, до которых мог добраться. Поливаемый ливнем экипаж подъехал к большому дому в классическом стиле на Сент-Джеймс-стрит, где холостяки снимали богатые апартаменты. Из открывшейся дверцы вышел мужчина и, жестом отпустив коляску, быстро пошел сквозь пелену дождя. В мгновение промокнув, он остановился в холле, чтобы стряхнуть воду, собравшуюся на жестких загнутых полях шляпы, и, сняв накидку, сильно потряс ею, прежде чем войти в свои апартаменты.