В наше время с этим путаница. Восемнадцатилетних дылд называют «мальчиками», пятнадцатилетних парней – «детьми», десятилетних пацанов – «подростками»… Все зависит от того, кто и для чего употребляет эти слова. Надо, например, выплеснуть очередную порцию грязи на армию – говорим о «несчастных мальчиках». Надо заставить читателя пролить слезу над судьбой юных зэков – пишем о «детях за решеткой». Надо убедить власти в том, что в двенадцать лет человек готов для половой жизни – находим ученого, у которого дети превращаются в «подростков». В дни моего детства все было разграничено четко: до 14 лет – мальчик, до 18 лет – подросток, потом – юноша. Так вот это был именно подросток, лет пятнадцати. Высокий, коротко стриженный, но со светло-русой челкой, узколицый, сероглазый и сильно загорелый, он был одет в широкие шорты, подпоясанные ремнем с массивной пряжкой, и свободную рубашку защитного цвета. Правую руку от запястья до середины предплечья закрывал кожаный напульсник. На меня смотрел внимательно и без любопытства, а я настолько растерялся, увидев его, что тоже молча пялился. Первым нарушил молчание он:

– Вы хотите осмотреть музей? – не то чтобы вежливо, скорей безразлично, спросил он меня.

– Вообще-то да, если можно.

– Цена билета – десять рублей взрослый, пять – детский, – просветил он меня.

Я удивился:

– А что, к вам и дети ходят?

Он не ответил. Ясно – глупый вопрос. Около кафе – два игровых автомата, а пятак – это ж шанс сунуть его в щель и ждать: вдруг хозяин «игрушек» оказался лохом и сейчас на тебя упадут десять тысяч?!

– Экскурсия – по цене детских билетов, но с оплатой экскурсовода пятьдесят рублей, – продолжал он, как-то странно меня разглядывая, непонятными глазами. – Если желаете сфотографироваться с экспонатами – снимки «поляроидом», десять рублей штука.

– Да нет, спасибо, – ответил я. – Уж сам как-нибудь…

– Проходите. – Он посторонился.

Внутри флигель оказался не маленьким – шесть комнат! Как объяснил мне единственный, судя по всему, обитатель музея – четыре комнаты уже сейчас заняты экспозициями, а еще в двух неразбериха и бардак, потому что музей недавно переехал. Я хотел спросить – откуда, но вспомнил гордую церковь и сразу сообразил. Конечно, духовность народа сильно поднялась от того, что экспонаты – молчаливых свидетелей прошлого – свалили в комнаты флигеля, а здание «вернули законным хозяевам». Судя по количеству и весу нательных крестов на жирных грудях и над голыми пупками, у нас в самом деле расцвет духовности… Очевидно, что-то такое отразилось на моем лице, потому что парень, отрывавший мне билет (я обратил внимание, что использованных там совсем мало), сказал вдруг:

– Мы потихоньку разгребаемся – дядя Леша и я. Но рук не хватает…

– Дядя Леша – это смотритель? – уточнил я.

Парень кивнул.

– А у тебя что, такая школьная практика?

– Нет, – он снова замкнулся. – Мне просто нравится… Проходите. – И он пошел впереди меня в те комнаты, где надо было «разгребаться».

А я побрел по музею.

В двух «залах» оказалась очень неплохая выставка фауны и флоры, сделавшая бы честь и областному музею – если не размерами, то подбором, расположением и ухоженностью экспонатов. В одной – самой большой – были представлены экспонаты на тему «Наш край с древнейших времен по годы Великой Отечественной войны». Тут я подзадержался, думая, что с удовольствием лично вышвырнул бы из соседнего здания весь мишурный новодел, чтобы поместить там предметы, лежащие в горках и витринах, куда более древние и даже просто намного более ценные в чисто материальном выражении.