Мара пожала плечами:

– Понятия не имею. Может, померзло. Морозы здесь прошлой зимой, я слышала, были сильные.

– Тогда бы у всех померзло, а у дяди Феди растет, – резонно отметил Никифор.

Они дошли до следующего дома – довольно ладной одноэтажной избы из толстых просмоленных бревен с аккуратными резными белыми наличниками на окнах и с красной шиферной крышей. Ничего зловещего. Совершенно на ведьминский дом не похоже.

Мара открыла калитку. Ребята вошли во двор. Егор так и ждал, что навстречу им кинется какая-нибудь собака или цыплята с гусем. Нет, живности не видать. Впрочем, ее и слышно не было. Перед домом простиралась ровная полянка, поросшая низенькой травой, будто ее недавно скосили.

– И где же ваш знаменитый гусь? – поинтересовался Егор.

– Что? – вскинула на него глаза Мара. Вопрос, похоже, застал ее врасплох. Мгновенье спустя она спохватилась: – Ах, ты об этом. Да его уже нет. Бабушка на Новый год съела.

– И цыплят? – решил выяснить Никифор.

– А их в этом году просто не завела, – на сей раз не замешкалась с ответом девушка. – Корм нужен. Раньше ей Косачевы привозили, когда сами закупались, а без них ей тяжело.

– Но прежние-то цыплята куда делись? – заклинило на птицеводстве Коржикова.

– Продала, – коротко объяснила Мара и первой поднялась по резному крылечку в дом. – Милости прошу к нашему шалашу, – пригласила она мальчиков внутрь.

Войдя, они оказались в просторной комнате с четырьмя окнами, на окнах висели белые тюлевые занавески. Тут были и стол с шестью стульями, накрытый чистой льняной скатертью, и старинный кожаный диван с высокой спинкой, и большая русская печь, и древний буфет с посудой. Пол устилали домотканые узорчатые половики. Чисто, уютно. Приятно пахло яблоками и корицей, хотя яблоки еще не созрели. А главное, нигде никаких пучков трав или склянок с таинственными зельями, черных котов, сушеных мышей и жаб. Самая что ни на есть обычная комната, по которой видно: хозяйка жилища опрятна и домовита. Холостяцкая обитель дяди Феди выглядела куда неухоженней. «Вот и верь после этого людям, – подумал Егор. – Насочиняют про человека с три короба, а он живи потом с этим».

Никифор тоже с недоумением озирался по сторонам:

– А у вас тут хорошо.

– Спасибо на добром слове, – одарила его улыбкой девушка.

Коржиков покраснел и потупился.

– Чайку хотите? – предложила она.

Ребята кивнули. Мара скрылась в закутке за печкой. Там загремела посуда.

– Тут все изменилось, – зашептал Никифор на ухо Егору. – Я в прошлом году к ним в окошко заглядывал – просто ужас. Как на помойке бабка жила. Видать Марины предки к дочкиному заезду ремонт у Потылихи организовали. Между прочим, я Мару здесь раньше никогда не видел. И даже никогда не слышал о ее существовании.

– Мальчишки, помогите мне накрыть на стол! – выглянула из закутка девушка. – Вот чашки, вот тарелки. Малиновое варенье. Мед. А то еще простудитесь.

– Простуда, по-моему, больше тебе грозит, – уже расставлял чашки Егор. – Мы-то с Никифором не купались.

Мара в ответ хмыкнула, однако Егор отметил, что губы у нее по-прежнему не порозовели. Беря у нее тарелки, он как бы случайно дотронулся до ее руки. Ледяная! Для чего ей понадобилось до такой степени промерзать в озере? Или утопиться решила? Хотя непохоже. Вон улыбается, кокетничает. Странно…

Никифор не сводил с Мары глаз.

– А почему мы раньше здесь никогда не встречались? – спросил он, едва они уселись за стол.

– И впрямь удивительно, – улыбнулась она. – Видимо, приезжали в разное время. Ты в один месяц, а я в другой. Наверное, не каждое лето у дяди с июня до конца августа жил?