– И почему именно он? – прошептала. – Почему не кто—то… ну… менее вульгарный?

– Потому что у него всё на поверхности. Ни маски, ни манипуляций – только прямолинейность и жвачка с запахом арбуза. А ты, Валя, до сих пор реагируешь на любой намёк, как монахиня на эротическое кино. Паша – это учебный полигон. Он не опасен, не харизматичен настолько, чтобы сбить с курса, и уж точно не умён настолько, чтобы понять, что ты внутренне сопротивляешься. Посмотри на него как на надувного тренажёра. Не сексуального – психологического. Мягкий, недорогой и легко сдувается при отказе.

Валентина прикрыла глаза. Глубоко вдохнула. Потом медленно, почти церемониально, потянулась к крану и закрыла воду. Щелчок был чётким, как звук подписи под контрактом. Ниже по позвоночнику прошёл слабый ток. Что—то в ней сдалось.

– Всего—то курьер, – успокаивала Кляпа, – это же не стоматолог или, упаси Бог, сотрудник полиции. Там было бы сложнее объяснять, почему ты вдруг такая… энергичная.

Сначала она просто открыла шкаф. Не решительно, не смело, а с тем самым выражением лица, с каким опытные женщины подходят к раскопкам. Там, среди тонкой нафталиновой пелены, висели вещи, которые она не надевала ни при одной живой душе. Платье цвета растаявшего мороженого с пудровым бантом. Юбка в складку, где—то между школьной формой и офисным отчаянием. Кофточка с бисером, которую она покупала на первом курсе, когда ещё верила, что преподаватель культурологии оценит драму в узоре.

Кляпа – бодро:

– Ого. Прямо костюмерная сериала про старую деву. Валя, это твои вечерние доспехи? Или одежда для жертвоприношения?

Примерка началась с попытки натянуть платье через голову. Вроде просто. Но рука застряла в подкладке, локоть полез в пройму, платье завертелось, и через двадцать секунд Валентина уже стояла как стеснённый суши—ролл, с левой ногой в подоле и воротником под мышкой. Попытка вырваться привела к тому, что она рухнула спиной на кровать, громко, с глухим звуком поражения.

Кляпа закатилась:

– Если сексапильность измерять количеством падений в минуту, ты сегодня точно Мисс Вселенная.

Когда ей наконец удалось выбраться, она не сдалась. Достала юбку. На бёдрах она застегнулась, но как—то косо. Пятно – неясного происхождения – оказалось точно по центру. Валентина мысленно прикинула, можно ли назвать его авторским элементом. Ответа не последовало.

Чулки. Здесь всё пошло по классике. Один порвался при первом натяжении, второй исчез – буквально. Он выпал из руки, съехал, и, несмотря на отчаянную погоню на коленях, канул за диван, как будто знал, что быть частью этого спектакля не хочет.

Кляпа ехидно комментировала:

– Ты бы хоть стринги купила, Валя. Они вон в супермаркете у кассы лежат. А твои хлопковые крепости – это, конечно, надёжно, но страсть там умрёт от тоски. Это не бельё, это архитектура.

Валентина натянула какой—то комплект, который не подходил ни по сезону, ни по настроению, ни по смыслу. В зеркало смотреться не хотелось, но надо было.

Макияж. Тушь – засохла. Тени – осыпались на нос. Подводка – великая трагедия. Левая стрелка ушла вверх, как путь к просветлению. Правая – грустно сползала в щёку. Она пыталась выровнять, но вышло хуже. Кляпа вздохнула:

– С одной стороны – панда. С другой – египетская жрица, умершая от тоски по сексу.

Валентина смахнула ватным диском всё, включая терпение. Размазывая по лицу чёрные подтёки, поняла, что выглядит так, будто только что вернулась с провального маскарада, где была одновременно ведьмой, свидетелем и жертвой.

Остался кофе. Казалось бы, безопасная часть утреннего ритуала. Но, налив, она умудрилась пролить – не на пол, не на стол, а прямо себе на юбку. И, что самое страшное, попыталась вытереть его подолом той самой юбки. В результате – пятно. Ниже пупка. Точное. Подозрительное. Устойчивое.