Валентина кивнула. Не потому, что согласилась – просто по инерции, как механическая кукла, у которой сбились настройки. Клавиши под пальцами становились липкими от пота. Ладони вспотели. Внутри – дрожь, как у человека, которого объявили подозреваемым в краже кофе из общей кухни. Пыталась считать: строки, столбцы, байты, атомы. Хоть что—то.

– Упокой душу отчёта, – пробормотала она, едва слышно.

Коллега с соседнего стола приподнял голову. Короткий взгляд, в котором – одновременно недоумение и страх. Возможно, он подумал, что Валентина проводит обряд. Или развоплощается. Или снова стала тем, кто в прошлый раз забыл пароль от CRM и проклял все бизнес—процессы.

Она сделала вид, что читает. На экране – вкладка с формулами. Всё красиво. Всё по делу. Только внутри – шум, как на сковородке, где жарят здравомыслие.

– Так, ты игнорируешь? – Кляпа хмыкнула. – Не бойся, я не буду мешать. Просто наблюдаю. Вон у того с третьего ряда ноутбук греется. Может, у него там тоже паразит? Или порно. Хотя с его лицом – скорее, скандинавские бухгалтерские тренинги.

Пальцы снова дёрнулись. Мышка щёлкнула слишком громко. Excel завис. Экран побелел, как лицо испуганного стажёра. Валентина зажмурилась, вжимаясь в спинку кресла. Внутри неё будто одновременно завелись три сущности: истеричка, медитатор и сотрудник отдела PR, пытающийся сохранить лицо при взрыве сервера.

Сзади кто—то прошёл. Прямо за спиной. Валентина напряглась, как если бы за ней пронёсся судья, готовый оштрафовать за неправильную формулу. На экране снова появились цифры. 244 578,42. Сумма как сумма. Только казалась подозрительно… возбуждённой.

– Документ возбудил… интерес, – сдавленно выдохнула она, и тут же прокляла себя. Потому что коллега с соседнего отдела, который как раз проходил мимо, притормозил. Посмотрел. Моргнул. И снова ушёл в свой Excel.

На спине – капля пота. Медленная, как допрос. Она стекала вдоль позвоночника, будто изучала маршрут к позору. Валентина напряглась и стиснула мышку. В голове пульсировало одно: «Сосредоточься. Сосредоточься. Цифры. Только цифры. Не галстуки. Не бороды. Не чакры и не степлеры. ТОЛЬКО. ЦИФРЫ».

Но Кляпа уже открыла свои внутренние занавески и закатывала глаза в темноте.

Собрание началось не просто с пафоса – с театрального покашливания начальства, как будто кто—то репетировал вступление к траурной речи на годовщине падения эффективности. Воздух в переговорке был плотным, как подливка в столовой, и почти таким же душным. Люди входили, садились, раскладывали бумаги и принимали выражения лиц, словно собирались подписывать мирный договор между отделом продаж и здравым смыслом. Валентина присела у стены, ближе к розетке – не потому, что хотела зарядить ноутбук, а потому что подсознательно искала способ сбежать в электросеть.

Стул скрипнул под ней с предательской откровенностью, как будто сообщил всем в комнате: «Вот, пришла та самая». Она съёжилась и прижалась спиной к стене, будто хотела войти в неё, стать элементом интерьера, встроенным шкафом с функцией «не спрашивать ничего и не отвечать никогда».

Перед ней на столе – пластиковая бутылка воды, такая же прозрачная, как её желание остаться незамеченной. Блокнот с каракулями, в которых можно было различить слово «смерть» рядом с «график отпусков», и ручка, лежащая так строго, будто прошла строевой смотр.

Первые слова начальника Валентина пропустила мимо ушей – не из неуважения, а из самосохранения. Каждый его вздох звучал как завуалированная угроза. Каждый оборот фразы – как юридическая ловушка. Особенно опасно было слово «инициатива». От него у неё начиналась экзистенциальная крапивница. Она старалась не дышать громко, не шевелиться, не смотреть на проектор, который включился с шумом, словно разбудили динозавра. На экране появился график, в котором зелёные линии пытались изобразить рост, а красные – падение. Получалось у всех одинаково безрадостно.