— Элайна… Это была Элайна?

— Забудь про Элайну, — шепотом отрезаю я, убираю ее ладонь и снова целую в губы.

Кажется, нам обоим уже не хватает лёгких; Ким мгновенно забывает об Элайне, не прерывая поцелуй, мы глотаем воздух судорожными вздохами, я кладу ладонь на оголённое бедро Ким и получаю электрический разряд в кровь, но мне мало, и я иду выше, выше, пока не дохожу под края её халата, прерываю поцелуй и смотрю Кимберли в глаза.
Её лицо так близко, дыхание такое горячее, а эти глаза… о Пресвятая Дева, они смотрят на меня с обезоруживающей искренностью, её красота завораживает меня, пригвождает к месту, как музейное насекомое под табличкой коллекционера. Я делаю рваный вдох и в который раз примагничиваюсь к ее губам, я хочу поглотить её всю, всецело и полностью, упиваясь её безграничной нежностью и податливостью. Я не могу больше, меня захлестывает безумная волна страсти, я подхватываю ее на руки и несу в спальню.

Большое окно спальни прорезает тонкая полоска одинокого луча солнца. Она тянется по стенам, вскарабкивается на потолок, по пути разрезая пополам плавно колышущиеся занавески, и опускается на смятую кровать, зарываясь в ее разбросанные по подушке волосы так, что я мог бы любоваться этим зрелищем бесконечно.

Воздух в комнате тягучий, сухой, такой плотный, им невозможно дышать. Ким. Она лежит подо мной, издавая звуки, которые неодолимо руководят мной.
С трепетным нетерпением я раздеваю ее, оставив в кружевном бюстгальтере. От ее красоты я почти на грани потери контроля. Я прикусываю ее губы, спускаюсь ниже, целую шею, ключицы и плечи, спускаясь всё ниже и ниже… Она мягко отрывает меня от своего идеально плоского живота, который стал уже мокрым от моих ненасытных губ, тянет мою голову к себе, находит мои губы и нежно целует. От вкуса её губ в мозг словно ударяет молнией — мощный толчок наслаждения, прокатывающий по нервам в каждую клеточку тела.

В прошлый раз я не знал. Но сейчас я вкладываю в поцелуи всю нежность, на которую способен, чтобы заставить ее забыть, вычеркнуть навсегда из памяти прошлое, чтобы у нее и мысли не осталось о грубости и насилии, которое она пережила.

Я хочу, чтобы она чувствовала. Каким желанием и отчаянием наполнены мои движения.

Я клянусь перед Богом, что не брошу тебя.

Ким. Моя милая, хрупкая, ранимая Ким.

Я лежу на ней, положив голову на её мерно вздымающуюся грудь, кончиками пальцев поглаживаю её мягкий живот и долгие часы смотрю в окно, пока она спит.

Она любит меня. Хоть и говорит, что ей больно, но она любит меня. Сегодня я в этом окончательно убедился, когда она закатывала глаза в непомерном блаженстве, ее тело содрогалось в лёгких отдающих спазмах, улетая вместе со мной в сладкую пучину удовольствия. Она пытается убежать от собственных чувств, но это не сможет продолжаться бесконечно, рано или поздно всё оборвется и тогда…

Я буду ползать перед ней на коленях, как последний ублюдок на этой планете и мы оба знаем за что. Я предал её. Я предал ее. Осознанно и по доброй воле — и ее отец здесь не при чем. И то, что с ней сделали пять лет назад, — я не мог себе такое представить даже в кошмарном сне. Ты забудешь о прошлом, Ким, чего бы мне это не стоило. Ты покорила меня, раздолбала вдребезги, сожгла моё сердце и одним своим взглядом разрезала мою душу на части...

Я не позволил ей улететь, потому что заранее знал, чем это для нас обоих закончится.

25. 25

Долгий ритмичный стук в дверь возвращает меня в сознание, он врывается в мою голову так неожиданно и резко, вспенивая и без того путанное восприятие мира после сна. Наверное, Элайна опять забыла взять с собой ключ…