С глубоким вдохом я встаю на ноги, отряхиваю колени и иду открывать дверь. Тем временем звонок раздается ещё раз, что вызывает во мне дикое раздражение. Так уж не терпится, чтобы вывалить на меня свою агрессию? В конце концов, Оливия девочка, а этот паренёк старше ее на целых три года. Я хватаюсь за золотистую ручку, размашисто открываю вовнутрь дверь, и тут же замираю, затаив дыхание, потому что на пороге моего дома далеко не родители мальчика.

23. 23

— Ким?? — мое лицо вытягивается от удивления.

Я не ожидал, честно.

Скорее рефлекторно я тут же заглядываю за ее спину, видя у калитки желтое такси, но автомобиля её друга там и в помине нет, от чего я чувствую нездоровое облегчение.

— Привет, — бесцветным голосом говорит Кимберли. На губах ее зияет несмелая улыбка. Она делает шаг вперёд. — Можно?

— Да, конечно, проходи, — я пару секунд наблюдаю в стороне, как она заходит, смотрю нетвердым взглядом на невероятные изгибы тела, задерживаясь на ней немного дольше, чем следовало.

— Ты… Может, будешь чай? — опомнившись, закрываю дверь и иду за ней по пятам. Кофе я ей не предлагаю, я и сам стараюсь не пить его во второй половине дня. Говорят, это вредно.

— Нет, спасибо, я ненадолго.

А вот это плохо.

Кимберли резко останавливается недалеко от торшера, делает глубокий вдох и разворачивается ко мне.

— На самом деле… На самом деле я пришла попрощаться, — она смотрит на меня с кроткой улыбкой, но в глазах ее скрытая печаль. — Я уезжаю, завтра. Насовсем.

Поражение в моем голосе обжигает горло:

— Ким… Что ты такое говоришь?

Откуда вдруг взялась эта рваная пустота в моей груди, это гулкое отчаяние?...

— По правде, я не могу… Я не могу выносить прощания.

Ким собирается говорить что-то ещё, но она не успевает открыть рта, как воздух прорезает тонкий всхлип. Кимберли поворачивает голову и я вижу, как на короткий миг она замирает, у нее перехватывает дыхание, когда она видит Оливию. Малышка потрясённо стоит, ее коленки дрожат, а из глаз вот-вот готовы сорваться слёзы. Судя по виду Оливии, она сама не ожидала от себя такого проявления чувств.
Кимберли медленно поворачивается к малышке, по ее щекам уже градом катятся слёзы, которые она игнорирует. Ким делает шаг и опускается перед ней на корточки. Короткий ремешок ее сумки сползает аж до локтя, но она не обращает на это внимания.

— Оливия, — она спокойно растягивает губы, но видно, что улыбка эта полна горечи и печали. Ее голос, вздрогнувший и вдруг упавший, режет напополам мое сердце. Из ее горла вырывается всхлип, Кимберли качает головой, берет над собой контроль и снова улыбается, продолжая надрывным голосом: — Девочка моя, я хочу, чтобы ты знала. Я никогда не хотела бросать тебя. Мой папа… Мой папа всё сделал так, чтобы мы с Кейном расстались. Я всегда тебя очень сильно любила и до сих пор люблю.

Ее слова несут за собой тягучую пустоту тишины.

— Даже больше, чем Кейна? — спрашивает наивно ребенок.

— Даже больше, чем Кейна, — губы Ким трогает самая нежная улыбка, какую я когда-либо видел. — Обнимешь меня?

Оливия внимательно смотрит на нее из-под припущенных век. Наверное, она думает, что-то решает в своей маленькой голове, но затем она не выдерживает и бросается к Ким на шею, обхватывая маленькими ладошками ее волосы. Я вижу, как по лицу Ким прошлась гримаска облегчения, как она отчаянно прижимает к себе малышку и прикрывает глаза, несмотря на слёзы, что продолжают градом катиться по ее щеках. Когда их руки разъединяются, Кимберли уже держит в руках белого пушистого зайчика. Она улыбается сквозь слёзы.