К месту свершения своих трудовых подвигов я, по обыкновению, опоздала минут на тридцать. Вредная старушка-вахтерша по прозвищу Бабулина при моем появлении возгласила:

– Явилась – не запылилась! Вот ты, Елена, опять опаздываешь, а я из-за тебя сиди тут, карауль! Нету у меня столько времени, чтобы каждого по отдельности записывать!

Она демонстративно поставила в журнале жирную галочку против моей фамилии, гулко захлопнула свою амбарную книгу, сунула ее в ящик стола, вытянула оттуда взамен рулон туалетной бумаги и торжественно проследовала в места общего пользования.

Обращать внимание на злобствующую Бабулину не стоило, но за ее спиной в дверях кабинета стоял с самым страдальческим выражением лица наш главный редактор Дмитрий Палыч. Поймав мой взгляд, он укоризненно постучал пальцем по циферблату наручных часов. Понимая, что надо как-то оправдать свое опоздание, я порылась в сумке, вытащила кстати подвернувшуюся компьютерную дискету и сказала первое, что пришло в голову:

– Написала дома текст к сюжету, хотела распечатать – и не смогла, принтер испортился, такая досада!

– Принтер сломался? А что с ним случилось? – против ожидания, главный не принял мою версию, как обычно, одним благосклонным кивком, захотел проявить сочувствие.

Черт, а что в самом деле могло случиться с принтером?!

– Да ничего страшного! Батарейки сели! – ляпнула я и тут же втянула голову в плечи: боже, какие могут быть батарейки в принтере?!

– Надо новые купить, – посоветовал не сведущий в компьютерной технике Дмитрий Палыч, исчезая в своем кабинете.

Уф! Отбилась!

Победно улыбаясь, я проследовала в нашу редакторскую. Очевидно, мои более дисциплинированные коллеги уже заняли свои посты на линии трудового фронта, потому что в помещении никого не было. Ну-ка, поспешу и я включиться в работу!

Я прошла к своему столу, поставила на стул сумку и, не присаживаясь, набрала номер редакции газеты «Живем!». Это желтоватое популярное издание занимает этаж под нами, и именно там работает Генка Конопкин, который обещал свести меня с кем-то из потомков столетней бабы Капы.

– Алле, Наташа? Привет, это Лена, – поздоровалась я с секретаршей. – Натуся, Конопкин там?

– Еще нет, привезут к двум часам, – как-то грустно ответила обычно смешливая Наташа.

Что за новости, Генка начал ходить на работу во вторую смену? И даже не ходить, а ездить – вон, говорят, его привезут? Я удивилась, но не стала уточнять, что к чему.

– Я непременно должна его увидеть, – сказала я Наташе.

– Все должны, – согласилась она. – Гражданская панихида состоится на кладбище, а прощаться будем у нас в актовом зале, с четырнадцати до пятнадцати.

– С кем прощаться?! – обалдела я.

– С Геннадием Петровичем!

– С кем?!

– Да с Конопкиным же!

– Он что, умер?!

– А ты не знала? – удивилась Наташа. – Гена погиб!

– Когда?!

– Вчера.

– Как – вчера? – Я не верила своим ушам. – Да вчера мы с ним вместе были в Приозерном на старушкиных именинах, и Генка был живее всех живых, трескал пироги и пил самогонку!

– Вот и допился, – вздохнула Наташа. – Прости, господи, о покойниках, конечно, нельзя говорить плохо, но Гена уж слишком любил заглянуть в рюмку. Небось не пил бы самогонку, так и не полез бы в этот овин!

– Подожди, Натуся, я ничего не понимаю! – взмолилась я, чувствуя головокружение, словно и сама хлебнула треклятой самогонки. Какой еще, к чертовой бабушке, овин?! – Я сейчас к тебе спущусь, и ты мне все обстоятельно расскажешь, ладно?

По лестнице я скатилась кубарем и уже через минуту была в приемной редакции «Живем!». Думаю, разговорчивой Наташе давно не попадался такой благодарный слушатель, как я. Пока секретарша пересказывала мне официальную версию гибели Генки, я сидела напротив нее на месте посетителя, тараща глаза, как сова, и развесив уши, как спаниель. И, право, было от чего озвереть!