Но едва самолет приземлился в аэропорту Симферополя, как все страдания моментально вылетели у нее из головы. Рядом были мама с ее «широкими взглядами», быстро ставшая лучшей подругой Кэт, ее мама тетя Саша, с которой Белла тоже чувствовала себя легко и свободно. А впереди были целых две недели отдыха, приключений и конечно же большой внеземной любви. И только дурацкий сон испортил первое утро в Коктебеле.

Белла прокрутила в голове пруд, свою идею броситься в него с разбега и финал, когда пруд оказался бассейном, а она больно ударилась о кафельное дно. И задумалась. Этот сон точно был неспроста. Потому что он был далеко не первым из всех снов про бассейн.

Чаще всего за последний год Белле снилось одно и то же. Она приходит в бассейн с четким намерением поплавать. Она предвкушает удовольствие от прохладной воды, ее упругого сопротивления, от скольжения, погружения… Уже видит перед собой эту воду… А когда входит в бассейн, то всегда – всегда! – оказывается, что воды – чуть выше колен. Она отчаянно пытается нырнуть, поплыть, несмотря ни на что, но вода стремительно убывает. И Белла остается стоять на дне пустого бассейна. И как бы она ни билась над разгадкой, сколько бы ни читала про сны в Интернете, бассейны продолжали сниться, оставляя по пробуждении сильное чувство обиды.

Вот и сейчас Белле снова захотелось немедленно вылезти в Интернет и все-таки найти разгадку своим снам. Она даже спустила ноги на пол и… И поняла, что ее компьютер остался там же, где и школа, – далеко на севере. А здесь только на тумбочке лежит мамин запароленный ноутбук, который ей трогать нельзя ни при каких условиях.

Белла вздохнула. Спать не хотелось. И если уж нельзя было вылезти в Интернет, то следовало тогда немедленно бежать куда-нибудь к морю или осматривать окрестности. Белла встала с кресла и потрясла маму за плечо. Но та только накрыла голову подушкой. Из-под подушки донеслось:

– Сходи в кафе, позавтракай, деньги в кармане…

– Понятно, – кивнула Белла.

И тут же вспомнила: когда она просыпалась в три ночи, мамы еще не было – у них, у поэтов, была какая-то неформальная вечеринка в честь прибытия. Официальное же открытие фестиваля было назначено на сегодня на двенадцать дня. Соответственно мама смело могла спать до одиннадцати. Белла умылась, надела летний сарафанчик (по-прежнему не веря, что на улице под тридцать и можно гулять в летней одежде) и направилась в соседний номер будить подружку.

Рядом с гостиницей было кафе, где Белла и Кэт, у которой мама также наотрез отказалась просыпаться, взяли себе по кружке кофе со сливками и по пирожному. Уселись за столик и принялись за завтрак.

Первые двадцать минут подруги, скорее, фонтанировали эмоциями, чем делились информацией. Еще бы! Ведь они были далеко-далеко, в Крыму, который еще год назад был «заграницей», о чем до сих пор напоминали надписи на украинском языке. Прогуливали школу, сидели в сарафанчиках, когда в их городе все уже влезли в куртки, пили «по-взрослому» каву з вершками[1] в кафе. А еще сегодня они должны были обязательно увидеть толпу живых – настоящих! – поэтов (поэтессы их интересовали мало).

– Интересно, а все приехавшие поэты возраста наших мам или среди них есть молодые и прекрасные? – первой сформулировала витавшую в воздухе мысль Белла.

– Думаю, есть и помоложе. Мама рассказывала про какое-то «молодое дарование», – улыбнулась Кэт. – Только это ведь взрослый фестиваль, так что, думаю, всем тут не меньше восемнадцати.

– Восемнадцать – это хороший возраст. Тебе что, ровесники нравятся?