Когда в институте после сдачи вступительных экзаменов решалась судьба абитуриента Аверина В.В., эти две характеристики сыграли решающую роль, и абитуриент Аверин стал студентом.
По поселковым меркам – это было круто, даже круче, чем выйти замуж за товароведа.
Однако студенческий билет Аверин носил недолго. На втором курсе во время сдачи зимней сессии у него случился конфликт с преподавателем политэкономии.
К этому времени Валька много прочёл литературы по вопросам экономики, и стал смутно догадываться, что такой науки, как политэкономия, не существует, потому что экономика развивается по законам, которые не подвержены сиюминутным интересам политиков, и политический базис с надстройкой здесь ни при чём.
Экзамен по политэкономии принимал доцент Порфирьев – серый невзрачный тип, после общения с которым оставался неприятный осадок. Валька уверенно рассказал о прибавочной стоимости, о капитале, и о том, что каждый доллар, заработанный капиталистом, обманным путём изъят из кармана рабочих. Порфирьев удовлетворённо кивал головой и уже собирался поставить в зачётку «отлично», как Аверин неожиданно стал высказывать свою точку зрения, которая не совпадала ни с официальной точкой зрения, ни с институтской программой.
– Понимаете, Маркс ведь не воспринимал рабочих, как равноправных участников создания материальных благ. Для него они были, ну как потерпевшие, то есть униженные и оскорблённые, а я считаю, что, вступив в процесс производства полезного продукта, рабочий добровольно заключает договор на предъявленных ему условиях. Получается, что никакого обмана нет, рабочий продаёт свой труд и получает часть прибыли в зависимости от производительности труда. Или, например, возьмём прибавочную стоимость, которую Маркс рассматривает как абсолютную величину, не производя из неё вычеты на амортизацию оборудования, закупку и доставку сырья, уплату налогов, отчисления в пенсионный фонд, компенсацию безвозвратных потерь, которые неизбежны на любом производстве, и получается, что прибыль у капиталиста в этом случае минимальна, и …
– Молчать! – зашипел Порфирьев. – Молчать! Да как ты, недоучка, смеешь оспаривать теорию великого Карла Маркса? Ревизионист! Это что ещё за отчисления, в какой пенсионный фонд?
– Коммунистической партии Америки, и остальные трудящиеся в ходе последней забастовки открыто требовали от работодателей увеличения процента отчисления в пенсионный фонд, – попытался защититься Валька.
– Молчать! Гнида троцкистская! Да тебя гнать из института надо! – брызгая слюной, закричал доцент и швырнул в Аверина зачёткой.
После этого случая Валька дважды безуспешно пытался пересдать политэкономию, но что самое плохое – он лишился стипендии, а значит, средств к существованию. Помыкавшись и поголодав, Аверин пришёл на поклон к Крыжевскому Валерке, которого все называли просто: Крыж. О Крыжевском ходили слухи, что он не брезгует валютными операциями, но прямых доказательств не было, и поэтому его, как ни старалась, отчислить из института не могли.
– Возьми меня с собой, – при первой же встрече напрямую заявил Аверин Крыжевскому.
– Куда взять? Не понял! – придуривался Крыж.
– Крыж, я серьёзно! Мне жрать нечего. Возьми с собой к «Интуристу».
– А где же Ваша повышенная стипендия, надежда всего курса? – издевался Крыж.
– Мою стипендию Порфирьев на ноль помножил и ещё грозился из института отчислить!
– Если нужны деньги – иди на вокзал, разгружай вагоны, – продолжал упираться Крыж.
– На вагонах много не заработаешь, скорее грыжу наживёшь, да и на лекциях спать после разгрузки – не выход.