– Я вызвал вас, товарищ курсант, чтобы обратить Ваше внимание на физическую подготовку, – спокойно произнёс Пахом, подражая командиру взвода.

– Обращайте! – ухмыльнулся курсант.

– Обращаю! – в тон ему ответил Пахом и молниеносно провёл классическую «двойку»: удар левой в солнечное сплетение и второй, не менее сильный удар правой по корпусу. Курсант на мгновение завис всей тушей над Пахомом, после чего рухнул на свежевымытый пол каптёрки.

– Больно? – участливо спросил Пахом, склонившись над поверженным насмешником и не дожидаясь ответа, нанёс третий удар костяшками пальцев точно в переносицу. От такого удара у курсанта мгновенно «заплыли» оба глаза и под глазами образовались два симметричных кровоподтёка цвета ночной фиалки.

– Учитывая Ваше нынешнее физическое состояние, – как ни в чём не бывало, продолжил Пахом, потирая костяшки пальцев, – я Вам настоятельно советую, начиная с завтрашнего дня, в течение месяца, после отбоя делать по десять подходов к турнику для отработки упражнения «подтягивание». Десять подходов по десять подтягиваний каждый. А теперь можете идти.

Когда курсант выполз из каптёрки, Юрка Поляков, земляк Пахома, помедлив, спросил:

– Ты, это… ты, Пахом, не сильно того…? Палку не перегнул?

– Нет, не сильно, но могу сильнее, – спокойно ответил Пахом, допивая остывший чифирь. И все поняли: этот сможет, этому поперёк дороги не становись!


С Харьковским Пахом встретился в «лихие девяностые», когда Пахома попёрли из милиции, где он после армии работал опером. Во время одного из дежурств Пахом взял «братка» прямо над тёплым трупом собутыльника, которого «братан» во время пьяной ссоры замочил из китайского «ТТ». Погибший был осведомителем Пахома, и по оперативным документам проходил под кличкой «Сивый». За секунду до того, как на запястьях убийцы защёлкнулись «браслеты», последний успел сбросить ствол. Пистолет долго искали, но не нашли. Тогда Пахом привёл «братка» к себе в кабинет и приступил к задушевной беседе, во время которой последний не оценил благородных порывов опера, повёл себя безрассудно, чем наплевал в пахомовскую душу. Зря он это сделал. Пахом этого не любил. Не любил и не прощал!

После скоротечного, но безрезультатного допроса «братка» отвезли в реанимацию, где врачи долго боролись за его никчёмную жизнь. Бандит выжил, но Пахому руководство предложило уволиться «по-тихому», не дожидаясь результатов служебного расследования. Пахом сдал в дежурку табельный «Макаров» и подал по команде рапорт об увольнении.

Выйдя из стен родной «ментовки» на широкие ростовские улицы, Пахом призадумался. Гражданской специальности у него не было, да и не лежала душа у него к спокойной жизни. Оглядевшись, Пахом с удивлением обнаружил, что на фасадах немногочисленных ростовских предприятий, выживших после «перестройки», кумачовые транспаранты с надписью «Мы ждём тебя, Пахом!» почему-то отсутствовали. Тогда Пахом зашёл в первый попавшийся на его пути банк. Это был «Ростсельхозбанк» – первый банк, созданный в ту лихую годину Харьковским. Банку требовались охранники. Послужной список Пахома начальнику охраны банка понравился, и он повёл кандидата на беседу к шефу.

– За что из милиции уволили? – напрямую спросил Харьковский, изучив пахомовские документы.

– Да так, за мелочёвку. Одному господину в рыло дал! – честно признался бывший мент.

– Лихо! – подытожил Харьковский. – Ну, а если я тебя на работу возьму, ты и мне по физиономии настучишь?

– Будет за что, настучу, – ответил Пахом, глядя в голубые глаза работодателя.