Харченко шумно выдохнул, так что зашевелились лежавшие на столе бумаги и, проглотив стоявший в горле ком, быстро закивал головой.
– Кроме того, я хотел бы обратить Ваше внимание, Виталий Андреевич, на сложную политическую обстановку в республике. Скоро президентские выборы, и, как Вы понимаете, мне небезразлично, кто придёт к власти. Возможно, у Вас есть на примете достойный кандидат?
– Да, господин Президент! Есть! – Харченко проглотил накопившуюся от волнения слюну и добавил: – Воронцов Пётр Никодимович, опытный руководитель, рачительный хозяйственник, в прошлом заместитель министра по нефти, то есть по газу, вернее, по нефтегазу, – и окончательно запутавшись, умолк.
– Воронцов, Воронцов.… Это который Воронцов? Не тот ли, что в Думе, во фракции коммунистов?
– Он самый! – обрадовано закивал головой Харченко.
– Помилуйте, Виталий Андреевич! Зачем нам коммунист в президентском кресле? Через год вся республика будет «красной»! Вы этого хотите?
– Нет! Нет, господин президент! Воронцов не закоренелый коммунист. Его «конёк» хозяйственная деятельность, а что касается коммунистов, так фракцию особо не выбирают! Предложили, он и согласился, а так он человек порядочный!
«Порядочная сволочь! – подумал про себя Харьковский. Воронцова он знал, как облупленного. Это был типичный продукт советской номенклатуры. Вся хозяйственная деятельность Воронцова сводилась к своевременным докладам «наверх» и пустому прожектёрству. Краснобай и подхалим – он твёрдо усвоил «правила игры» и, не смотря на свою явную бесполезность, уверенно держался в «обойме» руководителей высшего звена. Секрет карьерного успеха Воронцова был в беспрекословном послушании и высочайшей исполнительности. Именно такие, как Воронцов, с неподдельным энтузиазмом бросались сажать кукурузу за Полярным кругом, а через несколько лет с не меньшим энтузиазмом клеймили с высокой трибуны волюнтаризм бывшего начальника, отдавшего это распоряжение.
– Ну, хорошо! – согласился Харьковский. – Пусть будет Воронцов. Обеспечьте ему поддержку на местном уровне. В конце концов, Воронцов – старая гвардия, такими кадрами разбрасываться не с руки!
Президент легко поднялся из кресла, тем самым давая понять, что аудиенция окончена. Харченко с явным облегчением покинул тесное кресло и, попрощавшись, торопливо скрылся за дверью кабинета.
Оставшись один, Харьковский вновь присел за стол из карельской берёзы, и, прикусив нижнюю губу, задумчиво водил указательным пальцем по полированной столешнице. В кабинет осторожно заглянул бывший референт холдинга «Недра России», а ныне помощник президента Сергей Ястребкович.
– Захар Маркович, к Вам председатель Центробанка, – тихим голосом напомнил Ястребкович.
– Подождёт! – резко ответил Харьковский. – Ты вот что, Серёжа, найди мне Пахома! Срочно!
Помощник понимающе кивнул и скрылся за дверью.
Харьковский чувствовал, что неопределённость, которая его так раздражала в разговоре с Харченко, осталась, но в глубине души стало выкристаллизовываться решение проблемы. Когда в кабинет тихо просочился Пахом, в голове у Харьковского созрел план многоходовой комбинации.
Взглянув на Пахома, Харьковский невольно улыбнулся. Пахом был личностью колоритной: небольшого роста, кривоногий, с до блеска выбритым черепом и перебитым в драке носом, он выглядел карикатурно и никакие костюмы от известных кутюрье не могли этого изменить.
Харьковский знал, что детство своё Пахом провёл на ростовских улицах. Впрочем, тогда он не был Пахомом, а был Витей Пахомовым – мальчиком из рабочего посёлка Нахаловка. Именно тогда к Вите пришла первая и всепоглощающая любовь – любовь к голубям. Сизари занимали всё его свободное, а порой и школьное время. Ну, а где любовь, там всегда проливается кровь. Витя частенько получал по носу, когда пытался вернуть голубку, которую сманил такой же, как он, но более сильный и нахальный голубятник. Но Витя был не просто подростком, он был парнем из Нахаловки, поэтому продолжал смело лезть в драку даже с превосходящими силами противника.