– Ты от него ушла? – спросил Грей.

– Нет, не ушла, а надо было. Может, тогда он бы бросил пить или стал бы лечиться. Хотя, кто знает... – В ее голосе слышалась печаль, словно она уже давно свыклась с перенесенной трагедией и утратой.

– Он сам от тебя ушел? – Невозможно было представить, чтобы кто-то мог так обойтись с Сильвией, да еще дважды. Однако мир полон странных людей, которые упускают свой шанс, не дают себе стать счастливыми и в конечном итоге губят собственную жизнь. И ничего с этим не сделаешь. Он это уже хорошо усвоил.

– Нет, он покончил жизнь самоубийством, – тихо проговорила Сильвия, – три года назад. Я долго не могла примириться со случившимся. Когда в прошлом году отец моих детей, Жан-Мари, умер, тоже было тяжело. Утрата всколыхнула воспоминания, так, наверное, часто бывает. Но что случилось, то случилось, и ничего нельзя изменить, как бы сильно я его ни любила. Он просто не мог жить дальше, а я ничем не могла ему помочь. Надо было с этим смириться. – По голосу Сильвии Грей понял, что ей это удалось. Ей многое пришлось пережить, но она выстояла. Достаточно было на нее посмотреть, чтобы увидеть, насколько это жизнестойкая, сильная женщина. Грею захотелось обнять ее, но он поостерегся, ведь Сильвия могла неправильно истолковать этот жест. А права такого у него нет – ведь они знакомы всего пару дней.

– Мне очень жаль, – мягко проговорил Грей, переполняемый эмоциями. После стольких безумных девиц в его жизни, превращавших в трагедию каждое мгновение, наконец перед ним была совершенно нормальная женщина, пережившая подлинную трагедию и не давшая себя сломить. Наоборот, она сумела извлечь урок из своих потерь.

– Спасибо.

Она улыбнулась ему, и они вместе вошли в собор. Они обошли его внутри и снаружи. Это было прекрасное строение двенадцатого века, Сильвия показывала Грею такие детали, на которые он прежде не обращал внимания, хотя и бывал здесь не раз. Прошло два часа, прежде чем, посидев в тишине собора, они тронулись в обратный путь.

– Расскажи мне о своих детях, – попросил Грей. Он мог предположить, что Сильвия, сильная и цельная личность, – прекрасная мать, хотя представить ее в этом качестве он не мог. Для него пусть лучше она будет только другом.

– Интересные ребята. Умные, – ответила Сильвия с гордостью, и Грей улыбнулся. – Дочка – художница, учится во Флоренции. А сын – историк, изучает Древнюю Грецию. Он несколько похож на отца, только, слава богу, сердцем мягче. Дочь унаследовала от отца талант, а не другие его качества. Она очень на меня похожа. Я хотела бы в будущем передать ей галерею, но боюсь, что она этого не захочет. У нее своя жизнь. Но я надеюсь, что гены еще заявят о себе, все-таки генетика – наука объективная, и моя дочь рано или поздно пойдет той же дорогой, что и я.

Они поравнялись с небольшим кафе, и Грей пригласил Сильвию на чашку кофе. Когда они устроились за столиком, Сильвия сказала:

– Расскажи теперь ты о себе. Почему ты один?

– Ты только что сама сказала. Все дело в генах. Я вырос в приемной семье и понятия не имею, кто мои настоящие родители. По-моему, это ужасно, не знать, кто ты и откуда, что ты можешь передать своим детям по наследству. А вдруг у меня в роду был маньяк-убийца? Зачем мне кого-то так подставлять? А кроме того, детство у меня было совершенно безумное. Я рос с убеждением, что детство – это такое проклятие. Никому такого не желаю.

И он коротко рассказал ей о своем прошлом. Об Индии, Непале, Карибах, Бразилии, Амазонке. Оказывается, расти в семье, где ни отец, ни мать понятия не имеют о том, что делают, травят себя наркотиками и в конце концов находят своего бога, это все равно что изучать атлас мира. За чашкой эспрессо всего не объяснишь, но Грей постарался. Сильвия слушала его с возрастающим интересом.