Каждый день миссис МакАдамс задавала нам домашнее чтение. Однако я уже научилась читать на книге «Хортон» и перешла на книги третьеклассницы Лизы и детективы, которые читал папа. Я чувствовала себя слишком уставшей и поэтому игнорировала объяснения грамматики и правописания. Мои глаза постепенно закрывались, и я начинала сладко дремать.

Я думала о том, проснулась ли мама и смотрит ли она без меня телевизор. Может быть, она пойдет прогуляться? Если бы я была дома, взяла бы она меня с собой?

После разбора грамматики миссис МакАдамс перешла к математическим задачам. Я совершенно не понимала того, что она объясняла. Каждая минута казалась часом. Я сидела и представляла, под каким предлогом я могла бы попросить у школьной медсестры освободить меня от занятий: грипп, боль в животе, лихорадка, чума. Некоторые из этих предлогов были наполовину правдивыми: когда миссис МакАдамс вызывала ученика для ответа, у меня все в животе съеживалось, и казалось, что меня вот-вот стошнит.

После уроков я быстро запихивала тетрадки в портфель и старалась уйти раньше остальных. Меня нервировали одноклассники. Я напрягалась, когда они стояли слишком близко ко мне. Мама помогла мне избавиться от вшей при помощи специального шампуня. Но даже без вшей я сильно отличалась от моих одноклассников. Они это видели, и я об этом знала. Я плохо одевалась, и моя одежда была грязной. Носки я носила целую неделю подряд, а нижнее белье меняла крайне редко. Я понимала, что от меня плохо пахнет.

Но, с другой стороны, как говорил папа, какое мне дело до того, что обо мне думают? «Это их проблемы». Я пыталась убедить себя, что мнение других мне совершенно безразлично. Я по многим параметрам была гораздо более взрослой, чем все они, вместе взятые.

В свои шесть лет я могла материться в присутствии родителей, ложилась спать, когда мне вздумается, знала о сексе и могла смешать дозу кокаина, чтобы запустить ее по вене. Но, с другой стороны, все остальные дети были более собранными и продолжали оставаться детьми в то время, когда я их переросла. Они свободно общались друг с другом, завязывали дружеские отношения и мило поднимали на уроках руку, чтобы ответить на вопрос учителя. Я повзрослела быстрее, чем они, но пропустила многие шаги в моем детском развитии. Я была другой.

Именно ощущение, что я сильно отличаюсь от остальных ребят, было основным камнем преткновения. Поэтому я чувствовала себя среди них неудобно и плохо. В конце уроков я была счастлива, что могу уйти и больше их не видеть.

Я выходила на улицу и после короткой прогулки оказывалась дома. Слава богу, что еще один школьный день был позади и я могла отдохнуть. Я спала до вечера на диване в гостиной, чтобы не пропустить ничего из того, что могло произойти.

Я долго объясняла маме, почему мне не нравится школа и мои одноклассники. Наконец в декабре мама разрешила мне в течение месяца практически каждый день оставаться дома и не ходить в школу. Папа просыпался днем и был очень раздосадован, когда видел, что я не пошла на занятия.

«Лиззи, ты опять прогуливаешь?» – возмущался он.

Не знаю, почему он так сильно на это реагировал, ведь за месяц мог бы привыкнуть, что я не хожу в школу.

«Завтра обязательно иди», – говорил он, но на следующее утро не будил меня к началу уроков. День за днем он видел, что я не хожу в школу, и только неодобрительно качал головой.

Однажды в четверг, после того, как Лизе не удалось меня разбудить и она ушла одна, в дверь нашей квартиры громко постучали. Родители спали. Я подошла к двери и услышала, что за ней разговаривают два человека – мужчина и женщина. Они снова постучали, на этот раз еще сильнее. Потом я услышала, что голоса за дверью обсуждают плохой запах. Я поняла, что они говорят о нашей квартире.