В центре комнатушки стоял волк. Именно такой, каким я его себе и представляла. Крупный, раза в два больше тех заморенных существ, виденных мною в зоопарке. Выгнутая спина, крупные сильные лапы и мощная грудная клетка – любая стая из наших лесов тут же признала бы в нем вожака. На морде узор меха образовывал черную маску. Остальная шерсть была серебристо-серой и переливалась в неярком свете лампадки. Только глаза оставались прежними – темными и печальными. Волк, не отрываясь, смотрел на меня, потом чуть двинулся вперед, и я опять не успела засечь миг превращения.

– «Сабира» означает «человек»? – кусочки мозаики постепенно вставали на свои места.

Парень кивнул и, сгорбившись, уселся на прежнее место.

– Послушай, Айс. Я не знаю ваших правил этикета, но меня можно называть по имени – Аня. Так будет лучше.

– Мой язык не смеет произносить имя сабиры, – заученно сказал Айс, отрешенно разглядывая доски стола.

– Почему?

– Истина седьмая, строфа четвертая: «Всякой нелюди запрещено произносить имена человеческие, ибо грязный их язык лишь опошлит красоту звучания. Наказание за неповиновение – казнь через сожжение».

Я опешила: от бесцветности голоса оборотня и от глупости сказанного. Противное ощущение, словно ты надкусил красивое яблоко, а в нем оказался жирный червяк. Омерзительное чувство. «Мирок-то с гнильцой попался», – зловредно прошептал внутренний голос.

– Я – не сабира, – собственный шепот показался оглушительным. – Это неправильно.

Айс промолчал. Разноцветные волосы почти полностью закрывали его лицо, скрывая глаза.

– Давай поступим так. Сейчас я расскажу тебе историю. Верить или не верить дело твое. Сам потом решишь. Хорошо?

– Истина первая, строфа третья: «Слово сабира – закон. Сабир не унижает себя ложью и говорит лишь сердцем. Все сказанное им – истина».

Я треснула кулаком по столу. Оборотень вздрогнул и отшатнулся, колода под ним покачнулась, и, потеряв равновесие, он рухнул на пол.

– А если сабир не прав – смотри пункт первый! – волна ярости отхлынула так же быстро, как и накатила. – Черт! Ты не ушибся? – я вскочила с места, уронив себе на ногу колоду, ругнулась на собственную неуклюжесть и неумение держать язык за зубами и наклонилась над ним.

– Я рассердил сабиру, – парень так и остался лежать на полу, не делая попыток подняться. Спутанные волосы разметались по грязным доскам, а на костяшках пальцев заалела только что полученная ссадина.

Уже предчувствуя, что за этой фразой последует какая-нибудь ритуальная глупость, я поспешила вставить свою реплику:

– Нет. Я не рассердилась. Просто у меня такая манера общения. Ни с того, ни с сего начинаю кричать. Не хотела тебя пугать, извини, пожалуйста, – мне действительно было жутко стыдно.

– Сабира лжет, – еле слышно прошептал оборотень, и, испугавшись собственных слов, сжался в клубок.

Что делать в такой ситуации – я не знала, поведение этого оборотня сбивало меня с толку. Вроде взрослый парень, а ведет себя как трехлетний ребенок.

– Ты же сам сказал, что сабиры не могут говорить неправду, – некстати появившаяся дипломатичность решила заявить о своем существовании.

Айс осторожно поднялся с пола и уселся, поджав под себя ноги.

– Давай я тебе ранку заклею, у меня где-то в рюкзаке пласты…

– Ты неправильная сабира, – резко сказал он. В серых глазах светилась какая-то ненормальная решимость, на скулах играли желваки, а руки судорожно вцепились в колени – кажется, парень приготовился к смерти от рук меня любимой.

«И делаю неправильный мед», – мысленно закончила я фразу голосом Винни-Пуха.